Для других человекоубийство — смертный грех, врачам же оно приносит доход.

Глупей всех, наконец, грамматисты, которые сами не способны сочинить ни прозаической речи, ни стихотворения, а видят ошибки и смыслят только в чужих книгах. Из-за трех или четырех слов, будь это «очаг», «алтарь» или «кровь», они спорят друг с другом так бессмысленно и упорно, что турецкий султан, вероятно, с меньшим рвением осаждал родосцев[280], чем они обличают тех, кого считают своими противниками. Когда грамматисты обнаружат три, четыре или, самое большое, шесть словечек, пропущенных или неверно истолкованных другими, то им кажется, будто они сами превзошли в красноречии всех греков и мнят себя идущими во главе триумфального шествия всех писателей. Они требуют для себя более блистательных триумфальных колесниц, чем Александр Македонский, который покорил весь Восток.

176. СЕБАСТИАН КЕФЕР[281] ИЗ РЕМСТАЛЯ О НЕПРОСВЕЩЕННЫХ СВЯЩЕННИКАХ И МОНАХАХ

Недалеко от реки Реме жил священник. Несколько дней назад, когда он посмотрел в окно, чтобы увидеть, ясная будет погода или дождливая, он сказал своим собутыльникам, нарушая грамматические правила и нанося смертельную рану Присциану: «Caelus clarificat se[282]. (Он хотел сказать, что небо будет ясное и дождя не будет). Когда его же недавно спросили, почему слово «trinitas»[283] женского рода, раз там нет ни одной женщины, он ответил, что не знает, но, чтобы выяснить свои сомнения и чему-либо научиться, он хочет когда-нибудь поступить в какой-нибудь университет.

177. ОН ЖЕ О НЕПРОСВЕЩЕННЫХ МОНАХАХ

Когда недавно мы пришли в один монастырь, чтобы покаяться в грехах, и в трапезной говорили о разных вещах, некий монах сказал: «Пусть один из вас останется и покается». Другой, который считался у них самым ученым, добавил: «Vos, ceteri, abimini»[284]. И снова и снова повторил: «abimini», когда надо было сказать: «abite[285]». Здесь вспоминается и то, что сделал другой монах, когда несколько дней назад, толкуя слова Библии: «Et comedit Adam de pomo vetito[286]», так выразил это на своем языке: «Und Adam hat gessen von ainem stinckenden Apfel[287]», т. e. «de pomo foetido[288]», (Он не знал разницы между «vetitum» и «foetldum[289].) Поэтому совершенно справедливо высказывание: «Хотя у церкви есть теперь золотые чаши, священники у нее большей частью из дерева»[290].

В городе Рейтлингене было освящение полей и (как обычно) молитвенное шествие по случаю вознесения господня, во время которого четырежды читаются начальные стихи из четырех евангелий. В книге было указано: «одно евангелие следует читать у креста». Священник, подойдя к кресту, прочитал: «Начало святого евангелия по Иоанну у креста».

178. О СВЯЩЕННИКЕ

В каникулярные дни 1511 года я приехал из Тюбингена в Цвифальтен и хотел там у Леонгарда Клеменса завершить свои фацетии. Леонгарду, у которого в это время гостило много священников, от стационария в Санкт-Вельтене пришло письмо, которое гласило следующее: «Ego, petitor sancte Valentini, compaream in ecclesia vestra dominica die in vesperis. Idio dignitatem ac venerabilitatem vestram rogo, quatinus in cancellius populo promulgare volueritis, ut comparere voluerint subditi vestri ob honorem indulgentiarum et reliquiae, quia etiam praesentantur vobis reliquia sancte Valentino. Vobis etiam cinstat, quod ita in usu habemus». В конце стояло «Petitor sancte Valentini»[291].

После того, как я прочитал это послание, написанное так, как ты видишь, я сказал: «Какая плохая грамматика у этого деревенского священника! Я думаю, что Присциан не имеет никакой власти над тем, кто пишет: «sancte Valentini», «Compaream» вместо «comparebo»; «Idio» вместо «ideo»; «reliquiae» вместо «reliquiarum» и «reliquia»[292] и пр.

179. О СВЯТОМ НИКОЛАЕ И О ТОМ, КТО ЕМУ ОБЕЩАЛ КОНЯ

Мне выдавали за правду историю о том, как в Баварии один дворянин и его слуга отправились пограбить, а их враги преследовали их до самого Дуная. Когда работник увидел на другом берегу часовню святого Николая, он дал обет отдать святому коня, если только святой поможет ему благополучно переправиться через Дунай. Пришпорив коня, он перебрался через реку. Дворянин же, видя опасность, оказал сопротивление, был схвачен и казнен. Когда слуга, помня свое обещание, пригнал в церковь коня, говорят, он предложил святому Николаю вместо коня десять гульденов, но после этого он не смог вывести коня из храма ни силой, ни каким-либо другим способом. Поэтому сверх десяти он прибавил еще десять, но и это не помогло. Наконец, в страхе перед погоней, он положил сорок гульденов, и коня сразу же удалось вывести. Тогда слуга остроумно заметил: «Святой Николай, какой же ты несговорчивый и суровый барышник, ты, пожалуй, нашел бы многих крестьян посговорчивей себя!»

180. О МЕЛЬХИОРЕ, ДУРАКЕ ИЗ АДЕЛЬБЕРГА, ТО ЕСТЬ С ОРЛИНОЙ ГОРЫ

Мельхиор, дурак господина моего доктора Леонгарда Дюра[293], аббата из Адельберга, был уже стар, но нажил мало ума. Когда один деревенский священник привез с собой в монастырь собачку, то Мельхиор раздразнил собаку и, сняв одежду, показал собачке свой зад, говоря: «Укуси, а еще лучше лизни мне зад!» Собака, которую подзадорил священник, вцепилась дураку в зад, а он сказал: «Пошла ты, черт тебя побери, это была шутка, я с тобой только пошутил!» Когда недавно я спросил, зачем он раздразнил собаку, чтобы она его укусила, он мне ответил: «Боже мой, я не всерьез, я только в шутку это сделал».

Он же, когда как-то его отдали на аббатскую кухню, чтобы он помогал поварам, не захотел там оставаться, говоря, что там нет никаких праздников, потому что и в праздники тоже надо готовить еду. С большой охотой он слушал, когда священники сообщали о праздниках, о постах же узнавал с негодованием, хотя никогда не постился, а всегда в течение уже многих лет из уважения к своей старости только праздновал. Если он слышал, что священник в церкви сообщает о каком-нибудь посте, то он открыто проклинал его, крича громким голосом. Когда я как-то был на трапезе в Адельберге, где до той поры никогда не бывал, то Мельхиор оказался рядом со мной, так как он всегда сидел за столом своего господина. Он молчал и сидел, наморщив от серьезности лоб, был хорошо одет и у него была почтенная седина. Я подумал, что это один из экономов или ключарь винного погреба. Но аббат сказал: «Мельхиор, этот господин принес нам весть, что завтра надо поститься». Мельхиор, обращаясь ко мне, ответил: «Какой черт тебя сюда принес? Чтоб тебя боги покарали! Если ты не смог притащить сюда ничего, кроме поста, оставался бы ты лучше за дверями».

Он охотно пил вино, однако завистливыми глазами смотрел на