– Очень красиво?

– Очень. Как Париж, пожалуй, или Берлин.

– Берлин, Париж, Токио… Мечта. Даже не мечта, а что-то совсем непонятное, что и словами-то не высказать…

– Правда, многие здания еще не восстановили после землетрясения.

– У вас бывают землетрясения?

– Конечно. Ведь мы живем в горах. Двенадцать лет назад как раз было. Очень сильное. Потом был страшный пожар. Даже море горело. Реки не горели, нет. Просто исчезли. Много людей погибло. Миллион. Мои родители тоже.

– Ваши родители? – Ошеломленная Марта с удивлением посмотрела на Курихару, но выражение лица японца совершенно не изменилось, и он по-прежнему кивал с легкой улыбкой, отвечая на ее пустяшные вопросы.

– Да. Они сгорели. Совсем.

Курихара отвернулся к своему окну и то ли рассеянно, то ли внимательно смотрел на Москву, будто видел ее впервые. Марта же глядела только на него. Ее глаза расширились от нежности и сочувствия, рука нащупала его руку и крепко сжала. Только теперь Курихара вздрогнул, изменился в лице и повернулся к девушке. В тот же миг скрипнули колеса. Шофер Стефанович остановил машину:

– Приехали, Курихара-сан.

Автомобиль стоял у причала, где на Москве-реке покачивалась одна из новинок прошлого года: плавучий ресторан «Электросварщик». Всего их обустроили пять (были еще «Кремль», «Энергетик», «Динамовец» и «Калибровщик»), но ни в один из них попасть простому калибровщику, сварщику или энергетику было совершенно невозможно, разве что некоторые динамовцы имели шансы. Вот и здесь, на «Электросварщика» стояла такая очередь, что вышедшая из машины Марта в ужасе отпрянула и, смущенная, чуть было не забралась обратно. Уже полностью овладевшему собой Курихаре пришлось даже приложить некоторые усилия, чтобы удержать девушку за руку. Как будто увеличившись в росте, он подошел к трапу, перед входом на который была установлена касса. Там спокойный Стефанович уже показывал дежурному администратору какой-то документ – так, что, кроме них двоих, его никто видеть не мог.

Когда японец и его девушка приблизились, все вопросы оказались успешно решены, и молодые люди, обойдя очередь, ступили на трап. Следом за ними впорхнула еще одна молодая парочка. Только девушка там была в спортивных ботиках, блузе энергичной расцветки и довольно короткой юбке, а молодой человек – в футболке с воротничком, спортивных шароварах и тюбетейке. В воздухе над ними висели слова «метрополитен», «план», «пятилетка» и странное – «Чельнальдина».

Устроившись за удобным столиком на верхней палубе с видом на Кремль и Нижние ряды, Марта и Курихара долго изучали меню. Когда, наконец, заказ был сделан и официант ушел, японец наклонился к девушке и доверительно произнес заученную вчера вечером фразу:

– Марта-сан, мир очень большой. Москва, конечно, красивый город. Один из лучших, что я видел. Здесь приятно жить, но…

– Но?.. – Марта вопросительно посмотрела на собеседника.

– Здесь приятно жить…

– Но?.. – Марта повысила голос.

– Но? Ах, но… Нет, никаких «но» нет. Мне действительно очень нравится Москва. Тут хорошо, да. Я долго привыкал, это правда. Но теперь… теперь мне будет очень сложно.

– Почему? – Девушка была искренне взволнована.

– Почему? Почему… Я уже три года в Москве, вы знаете. Это обычный срок командировки для корреспондентов нашей газеты. И… и этот год последний для меня. Моя командировка заканчиваться. Да.

Марта отшатнулась и сидела, глядя на Курихару невидящими глазами, вмиг наполнившимися прозрачными слезами. Официант принес еду, расставил перед гостями. Японец аккуратно поправил блюда и, тщательно стараясь не глядеть на девушку, попытался отвлечь ее.

– Вы знаете, Марта-сан, это мое любимое блюдо. Когда я приехал в Москву, мой старший корреспондент, он угостил меня это блюдо в ресторан «Славянский базар». Знаете, на Никольская улица?

– Нет.

– Да. «Славянский базар». Мне сразу очень понравится. Понравилось, да. Тогдашний военный ат… впрочем, неважно. Это блюдо вы знаете?

– Селедка, кажется.

– О, нет, Марта-сан! Это не «селедка, кажется»! Это ШУБА! Без «кажется». Вы знаете, как писать? – Восхищенный журналист так сам себя увлек своим рассказом, что повысил голос и не замечал ни изумленного взгляда девушки, ни притихших за соседним столиком и попивавших сельтерскую энтузиастов метрополитена.

– Смотрите, Марта-сан, это надо писать так. – Курихара, придерживая одной рукой сдуваемую ветром салфетку, второй достал автоматический карандаш и что-то карябал им на мягкой бумаге, то и дело протыкая ее насквозь:

– Вот. Обязательно этими буквами… Как это…

– Прописными.

– Да, прописными! Вот смотрите, что получается: ШУБА! Знаете, что это есть?

– Нет. Очень странно. В этом есть какой-то смысл? – Марта и в самом деле увлеклась названием странного блюда, слезы на ее глазах высохли сами собой, и девушка уже забыла о только что услышанной новости.

– Конечно, есть! В этот есть всё! В 1918 году, когда у вас Новый год, мы в Японии нет этого праздника, но у вас есть. Один ваш хозяин ресторана придумал это блюдо специально к Новый год. Тогда ведь у вас была война?

– Да, Гражданская. Там папа погиб.

– Да, мне очень жаль. И этот хозяин ресторана придумал специальное борисивистское брюдо.

– Большевистское? – засмеялась Марта.

– Именно! Смотрите сами. В то время в Россия, и в Япония тоже, был голод. Совсем мало кушать. Но в Японии все сами себе искать еду. Советская Россия не так. Я люблю Советскую Россию. – От волнения Курихара совсем запутался с падежами, но раздухарился и не обращал на это внимания, – у вас были пайки!

– Да только недавно отменили.

– Нет, Марта-сан, отменять недавно карточки. Я знаю. Это другой. Пайки – это рабочим давать рыба. Иваси, только не иваси. Прёхая. Серёдка! Рабочим давать серёдка! Два штука в день. Крестьяне искать еду сами. Хреб, картошка, да?

– Да.

– Вот! Да! И этот хозяин ресторана придумает тогда! Он мерько-мерько… порезать?

– Покрошил?

– Вот! Да! Покрошить картошка, посолить. Сверху мелко покрошить селедка. Солить не надо. А потом… Вы знаете, Марта-сан, что было потом?

– Что же? – Девушка окончательно увлеклась рассказом, да и сидящие за соседними столиками, уже не скрывая любопытства, смотрели на эмоционального иностранца.

– Потом быть сметана! Да! И вы знаете, что такое сметана?

– Конечно…

– Да, сметана означала натиск берьой армии на союз рабочих и