Тела мертвяков стаскивали в специальные машины, куда-то увозили и сжигали, поэтому в городе был жуткий запах смога, смешанный с вонью гниющих тел. Бульдозеры растаскивали мусор по краям дорог для того, чтобы расчистить проезд.

В небольших переулках, где не было военных, я замечал тех самых мародеров, которые нападали на своих же, насиловали и забивали до смерти. На видео все это казалось мерзко, но на деле это вызвало во мне бурю эмоций. Смотреть на это долго не мог.

— Эй! — крикнул я водителю, встав на ноги с большим усилием. — Почему этих тварей никто не трогает? — пальцем указал на женщину, которую поначалу избили, а позже с безумными улыбками стали раздевать татуированные мерзавцы, снимая с себя штаны. — Что это значит?

Тот молчал.

— Пацан, сядь на место, иначе я сам тебя туда сейчас вышвырну! — с безразличием простонал потный мужик, сидящий в задних рядах.

Я медленно повернул голову в сторону сидящего.

Он с ухмылкой смотрел на меня, будучи уверенным, что с таким уж покалеченным сопляком он точно справится.

— Ах ты… — прохрипел я, шаркая по полу и подходя к мужику. Взял его за воротник правой рукой. Левая была вывихнута. — Разве я с тобой разговариваю, сука? — прохрипел устало.

Он тут же ударил по руке и отшвырнул меня ударом с ноги. Я ненароком навалился на сидящую сзади женщину. Быстро извинился и снова встал. Подошел к нему, схватил за ту кисть, которой он меня тронул, и сломал ее.

— А-А-А! — заверещал толстяк. — Сукин ты сын! ПОМИРА-А-А-А-Ю!

— Заткнись… — протянул я и со всей силы отвесил мужику знатную пощечину.

Солдаты засуетились, остановили автобус. Сидящий рядом взял за руку и прошептал на ухо:

— Ты, паренек, не выебывайся, если не хочешь, чтобы я в тебя залп пустил до того, как на турнир отправлю.

— Что? — сморщился я.

Тот лишь ухмыльнулся.

— Серега, трогай! — крикнул он.

Я свалился в то место, куда был брошен изначально. Тело саднило. Хотел что-то сказать Кристине, но на ней вообще не было лица. Опухшие красные глаза смотрели в окно с таким равнодушием, что мне показалось это пугающим. Кажется, наконец-то она начала понимать, что происходит на самом деле.

— Ты в порядке? — решившись, задал я вопрос. Она повернула в мою сторону мокрое от слез лицо и тихо покачала головой.

— В порядке? Ты сейчас серьезно? — посмотрела она на меня, как на идиота.

— Не думал, что ты вообще способна плакать… — не боясь обидеть ее, сказал я. — О той девочке, которой нужен был эликсир, ты и не вспомнишь. Хотя была…

— Замолчи! — неожиданно рявкнула Крис, перебив меня. — Как ты смеешь меня осуждать за это? Не думай, что если я пошла за тобой, то тебе дозволено усмехаться и осуждать меня! Ты даже не знаешь, какой жизнью я жила до того, как все произошло! Так что не смей! — ткнула в мою грудь указательным пальцем. — Или мне тоже руку сломаешь?

— Не хотел тебя обидеть, но…

— Я не договорила! — снова перебила меня и продолжила с более яростным взглядом. — Думаешь, я не корила себя за тот поступок? Несколько раз девочка приходила ко мне во снах. Я просила прощения, умоляла оставить в покое. Разве не ты говорил, что не стоит жертвовать собой ради других? — она говорила так громко, что остальные с жутким интересом слушали нас. — Знаешь, я до четырнадцати лет жила в детском доме. Родители погибли, когда была совсем крохой, — говорила она тише, вытирая слезы. — И… там я тоже старалась сделать все, чтобы выжить. Искала людей, за которых смогу держаться. Надевала маски, лицемерила и много врала. Поэтому не тебе меня судить! Ты не прожил мою жизнь… Дети очень злые, Жень. Они не позволяют слабым оставаться в живых.

— Вот как… — опустил голову, поняв, что был слишком невежлив.

— Мне недавно исполнилось восемнадцать, я не знаю, буду ли жива завтра, понимаешь? И Денис… он ведь тоже был нашего возраста… — у нее снова стали наворачиваться слезы. — Он только-только вступил в независимую жизнь. Был так счастлив… — Кристина закрыла лицо руками, ее плечи тихо подрагивали.

— Слушай, Крис… — спокойно начал я. — У меня тоже сердце разрывается… но ведь он сделал свой выбор… я бы сделал то же самое ради него…

Холодные глаза брюнетки томно посмотрели на меня.

— Он в это искренне верил… — прошептала она.

— И не ошибся… — кивнул я. — В лепешку расшибусь, но в покое этих ублюдков не оставлю…

— Олег допустил большую ошибку, убив его…

Теперь я лучше понимал ее. За тонкими ручками и ножками скрывалась сильная, холодная душа. Раньше не обращал внимания на то, какой она имеет взгляд. Сейчас же, приглядевшись, осознал, что иметь такого врага я бы не пожелал.

— Мы подъезжаем! — крикнул водитель. — Приготовьтесь выходить, долго ждать не собираюсь!

Подъехали к большому стадиону, который в 2030-м году так и не достроили. Бюджет был распилен, а стройка заморожена. Тот был выполнен в основном из камня, небольшие окна были забаррикадированы. Над зданием кружило порядка пяти вертолетов. Военная техника проезжала по дорогам каждую минуту. Будто на стадионе проходит что-то очень масштабное.

Когда вышли из автобуса, на нас с Крис тут же надели наручники из особого металла. Разорвать их было невозможно.

— Что встал? — толкнул меня в спину один из солдат. — Пошевеливайся!

— Не трогай меня… — я резко повернулся в его сторону и в ответ пнул в грудь его так, что тот отлетел на пару метров, перекатившись. — Мелковат…

Порядка десяти военных тут же подбежали ко мне с выставленными стволами. Тот, кого я оттолкнул, медленно подошел и хорошенько врезал мне в живот, схватил за волосы и прильнул к уху.

— Еще раз такое повторится, отправлю на турнир в качестве добычи… — прошептал он.

«ЧТО?»

— Шли куда хочешь, — так же тихо сказал я. — Все равно тебя найду…

Он лишь улыбнулся и толкнул меня вперед так, что я свалился на землю. Не позволив подняться, он врезал мне пяткой в живот.

— Кха! — вышел из меня воздух.

Остальные стали с жуткой силой избивать меня, не позволяя даже высвободиться из оружия. Удары в основном приходились в голову, поэтому вскоре я потерял сознание, краем уха слушая, как сквернословит Крис, пытаясь мне помочь.

***

Утреннее солнце слепило глаза, но люди, не сомкнув глаз, делали все, чтобы помочь своим выжить. Из трех с половиной сотен бойцов после битвы в живых осталось две сотни, половина