В его ухе затрещал радиоприемник. Это был Гуанси.

"Мистер Чу, сэр, кажется, я нашел их. Они на террасе в ресторане "Азиатский вок", в порту, напротив паромного терминала".

"Они тебя видели?"

"Нет, но мне нужно прикрытие. Здесь есть несколько припаркованных машин".

"Хорошо. Воспользуйтесь одной из них. Я иду".

Он почувствовал теплое свечение предвкушения в животе. Ему нравилась его работа. Именно поэтому он выбрал ее, когда MSS предложили ему эту возможность, но он строго контролировал свои чувства. Он никогда не убивал только ради удовольствия. Это было безумием. Он убивал только профессионально, когда знал, что за ним стоит правительство. Но он никогда не уставал от этого чувства, от того необъяснимого момента, который был за гранью эротики, когда его собственная жизнь, его собственное существо вторгалось в жизнь другого человека, и все, что было этим другим человеком, гасло.

Он улыбнулся. Он взял бы их в их комнате. Хоффстаддера он убил бы выстрелом, подавив, а девушку, такую белую, такую бледную, такую розовую, он взял бы в объятия, с длинным, холодным лезвием в животе.

Он добрался до порта, шагая неторопливым шагом, засунув руки в карманы. В тридцати или сорока шагах от него он увидел Гуанси, который пытался утихомирить разъяренного филиппинца в бермудских шортах и шлепанцах. Все они носили бермудские шорты и шлепанцы. Гуанси, вероятно, пытался сесть в машину этого человека, и тот его заметил.

Зимо ускорил шаг. Он не хотел, чтобы Хоффстаддер и девушка узнали о перепалке. Гуанси видел его приближение, но не отреагировал. Он продолжал пытаться успокоить филиппинца.

Зимо положил левую руку на левое плечо мужчины сзади, упер дуло своего "Глока" в ребра мужчины и тихо сказал на тагальском: "Papatayin kita". Что переводится примерно так: "Я убью тебя".

Мужчина замер. Зимо рассмеялся и похлопал его по плечу, улыбаясь.

"Не стоит беспокоиться, мой друг. Я просто шучу. Мы все здесь братья и друзья. Теперь я скажу тебе, как мы решим эту проблему, как братья и друзья. Я дам тебе две тысячи американских долларов. В обмен ты одолжишь моему другу свою машину на час-другой. Я объясню почему". Он наклонился к мужчине и прошептал ему на ухо: "Его жена находится в этом ресторане с другим мужчиной. И он следит за ней. Но он не должен быть замечен. Вы понимаете?"

Мужчина напрягся, судорожно сглатывая. Он кивнул несколько раз.

"Хорошо, мой друг. Ты хороший человек. Теперь вот что мы сделаем. Ты дашь моему другу ключи от своей машины. Потом мы с тобой пойдем за эти пальмы к паромному терминалу, и я дам тебе деньги".

Филиппинец достал ключи и протянул их Гуанси, бормоча при этом.

"Пожалуйста, возьмите машину. Она мне не нужна. Пожалуйста, не убивайте меня. У меня жена, трое детей, пожалуйста, не убивайте меня".

Зимо засмеялся. Он чувствовал, как его сердце ускорилось, а в животе потеплело от адреналина.

"Расслабься, я не собираюсь причинять тебе вред. Я просто помогаю своему другу выставить его жену такой, какая она есть — шлюхой и блудницей. Пойдем, я угощу тебя выпивкой".

Гуанси забрался в машину, а Зимо подвел мужчину к киоску у входа в порт. Мужчина немного расслабился. Зимо тихонько засмеялся, убирая "Глок".

"Только не говорите мне, что вам не пригодится пара тысяч американских долларов".

"Ну, конечно. Я просто не ожидал…"

Он нахмурился. Боль не была резкой или нестерпимой. Она была тупой, но глубоко проникающей. Она скользила глубоко внутри него, а затем снова выскальзывала наружу. Он очень устал, очень хотел спать и был растерян.

Зимо сказал: "В чем дело, друг мой? Ты устал?"

Он поддержал его последние спотыкающиеся шаги к дверям паромного терминала. Там стояла скамейка, и он опустил его в сидячее, сонное положение. Преимущество длинного, острого как бритва шила в том, что практически все кровотечение было внутренним, и боли почти не было. Ни криков, ни воплей, ни грязного кровотечения. Все закончилось за несколько секунд, и тело, скорее всего, не заметят до утра.

Он вернулся в машину. Гуанси опустил окно. Зимо сказал:

"Я собираюсь подготовить вещи в отеле. Скажи мне, когда они уйдут".

"Да, сэр".

Зимо пошел прочь через переполненный людьми район порта, говоря в свой миниатюрный микрофон остальным членам своей команды.

"Цели были замечены в порту, напротив паромного терминала, на террасе ресторана "Азиатский вок". У Гуанси есть глаза. Фуцзянь, займи позицию два у входа в порт. Ву, ты займешь позицию три, у входа в отель".

"Сэр, мистер Чу", — раздался в ухе голос Ву: "Возле отеля негде спрятаться. Что мне делать?"

Зимо улыбнулся: " Ты видел, эти змеи спят где угодно, на стене, на улице. Когда они подойдут, сделай вид, что ты спишь на улице, а потом следуй за ними. Мы убьем мужчину. Девушку мы заберем с собой для допроса. С ней я разберусь позже".

"Да, сэр".

Его наушник затрещал и замолчал, и он поспешил сквозь толпу, возвышаясь над окружающими его людьми.

Глава Девятнадцатая

Я наблюдал с фонарного столба на другой стороне улицы, попивая пиво из бутылки возле бара-киоска с крышей из гофрированной жести. Я наблюдал за перепалкой китайца и филиппинца, где китаец изо всех сил пытался утихомирить филиппинца, который выглядел, по выражению Галлин, так, словно собирался наброситься на его задницу с муай-тай.

Затем я увидел, как появился Зимо, спокойный и расслабленный в своем небесно-голубом костюме, и убил филиппинца. Остерегайтесь спокойных мужчин на каблуках. Наконец я увидел, как Зимо уходит, разговаривая сам с собой, словно шизофреник, пытающийся упорядочить свои голоса.

Я не колебался. Я пошел через перекресток, протискиваясь через людей, стараясь выглядеть как все. Не смотреть в глаза — большая часть этого. Чем меньше зрительный контакт, тем менее заметным ты становишься.

Я подъехал к машине и постучал в окно водителя. Он неподвижно уставился на террасу ресторана, как будто если он проигнорирует меня, я уйду.

Неправильно. Я наклонился и усмехнулся через стекло. Я снова постучал и сделал ничего не значащие жесты, показывая на часы, поднося руку к лицу с ухом и большим пальцем, как бы говоря: "Я тебе позвоню". Он отвернулся, и я снова постучала, сделала знак, чтобы он опустил окно.

Он сделал это и с лицом, выразительным, как холодный картофельный суп, сказал: "Вы уходите".

Я наклонился вперед, улыбаясь,