В 1870-е годы, которые будут нас особенно интересовать в связи с именем Достоевского, у зданий с Милютиными лавками был уже другой владелец и другой номер. С 1858 г., когда у петербургских улиц поменяли четную и нечетную стороны, дом числился по Невскому проспекту под № 27 (этот номер сохраняется у него и по сей день). В 1869–1870 гг. у наследников Силы Яковлева его приобрел купец 1-й гильдии Игнатий Лесников. После смерти И. П. Лесникова в 1878 г. домом владела его жена — Прасковья Лесникова. При ней в начале 1880-х гг. была произведена частичная перестройка фасадов сначала углового, а затем и левого корпусов. «В прежнюю структуру были введены новые элементы, свойственные классицистической эклектике, — пилястры на фасаде основного (левого) корпуса, аттики с лучковыми фронтонами»[298]. Хотя в XX в. оба корпуса подвергались частичному разрушению (и в ленинградскую блокаду, и при прокладке ветки метрополитена), они позднее были воссозданы с приближением к первоначальному облику.

Невский проспект у Милютиных рядов. Фотография И. Ностица. 1887

Милютины лавки, с которыми прежде всего была связана известность этого дома, славились прежде всего продажей экзотических фруктов, ранних ягод и привозных сластей. Кроме того, здесь продавались рыбные деликатесы, икра, шипучие вина, дичь. Это были дорогие торговые ряды, клиентами которых были, как правило, представители петербургской знати. Бытописатель Северной столицы Иван Пушкарев сообщал в своем обстоятельном описании Петербурга начала 1840-х гг.: «От Серебряного ряда до Казанского моста тянется длинный ряд Милютиных лавок с фруктами, овощами и колониальными произведениями[299]. Кто не знает Милютиных лавок? Кто не покупал и не кушал Милютинской вишни, малины в январе и феврале месяцах, когда снег и иней покрывают еще наши сады?»[300]

Выразительно упоминание Милютиных рядов в «Повести о капитане Копейкине» — вставной истории, которую рассказывает почтмейстер в поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души» (1842). С целью продемонстрировать, как подействовал на героя — участника Отечественной войны 1812 года, инвалида без руки и ноги — Петербург, представляющийся капитану Копейкину одновременно и сказкою Шахерезады, и царством Семирамиды, автор приводит его на Невский проспект. «Пройдет ли мимо Милютинских лавок, — рассказывает о Копейкине почтмейстер, — там из окна выглядывает, в некотором роде, семга эдакая, вишенки — по пяти рублей штучка, арбуз-громадище, дилижанс эдакой, высунулся из окна и, так сказать, ищет дурака, который бы заплатил сто рублей, — словом, на каждом углу соблазн такой, слюнки текут…»[301]

Капитан Копейкин. Иллюстрация П. Боклевского. 1879–1880

Достоевский знал произведения Гоголя чуть ли не наизусть, нередко варьировал, особенно в ранних произведениях, гоголевскую образность. Милютины лавки упоминаются у Достоевского в повести «Двойник» (1846). Описывая в гротескно-гиперболической форме званый обед в доме Олсуфия Ивановича Берендеева, устроенный в день рождения его единородной дочери Клары Олсуфьевны, повествователь сообщает, что он «походил более на какой-то пир валтасаровский, чем на обед», и «отзывался чем-то вавилонским в отношении блеска, роскоши и приличия, с шампанским-клико, с устрицами и плодами Елисеева и Милютиных лавок, со всякими упитанными тельцами и чиновною табелью о рангах…». У Гоголя изысканные деликатесы в витринах Милютиных рядов ассоциируются с чем-то сказочным и царственным (Шахерезада, Семирамида), у Достоевского — с библейским, ветхозаветным (Вавилон, пир Валтасара).[302]

В одном ряду с Милютиными рядами Достоевским упомянуты лавки Елисеева, осуществлявшие торговлю винами и колониальными товарами. В 1813 г. выходцем из крестьян Ярославской губернии, основателем знаменитой в дальнейшем купеческой династии Петром Елисеевым в доме Котомина на Невском проспекте (соврем. № 18) была открыта первая лавка по продаже вина и фруктов. С 1821 г. Елисеев начал здесь торговлю иностранными винами; в 1824 г. на Васильевском острове, в Биржевой линии, он развернул крупнейший в Северной столице винный подвал. Ставку Елисеев сделал на торговлю дорогими высококачественными продуктами, преимущественно привозимыми из-за границы. После смерти основателя династии (1825) и его жены (1841) дело возглавил их старший сын купец 1-й гильдии Сергей Елисеев.[303]

Популярные у петербуржцев товары лавок Елисеева, как и некоторых других купцов, со временем составили серьезную конкуренцию товарам Милютиных рядов. «Соперничество больших лавок Смурова, Елисеева, Бабикова и других, заведенных в разных частях города, отвлекают покупателей от Милютина ряда, бывшего в старину единственным местом для закупки сластей и плодов»[304], — отмечал в середине XIX в. автор справочной книги для петербуржцев и гостей города. Это охлаждение горожан к товарам Милютиных рядов отмечал уже Иван Пушкарев: «Было время, что в Милютины лавки стекались толпы охотников до лакомства, до устриц; что об Рождестве и Масленице свозили сюда кучами детей, и с большою опасностию можно было тогда пробираться в тесноте экипажей на другую сторону проспекта. Но это время ныне миновалось, люди сделались бережливее и строже сами к себе <…> Милютины лавки постепенно пустеют; разве что чиновник, возвращаясь из департамента домой к обеду с полученным им жалованьем, мимоходом зайдет в Милютины лавки взять десяток баргамотов для детей и банку Киевского варенья для жены, а постоянных посетителей уж нет…»[305]

Отмеченное обстоятельство заставляло торговцев Милютиных рядов изыскивать новые формы обслуживания покупателей. Новацией явилось открытие в задних помещениях лавок отдельных комнат для закусок, небольших «устричных ресторанчиков», где подавались также алкогольные напитки. В 1870-е гг. такие специализированные «кабинеты» в Милютиных рядах содержали купчиха 2-й гильдии Ираида Одинцова, купец 2-й гильдии Николай Осетров и купец с великокняжескими именем и фамилией Константин Романов.[306]

Представить себе новый (по сравнению с 1840-ми гг.) облик Милютиных лавок позволяет прочувствованный монолог персонажа из «Современной идиллии» (1877) М. Е. Салтыкова-Щедрина: «Зато у милютиных лавок мы отдохнули и взорами и душою. Апельсины, мандарины, груши, виноград, яблоки. Представьте себе — земляника! На дворе февраль, у извозчиков уши на морозе побелели, а там, в этой провонялой лавчонке, — уж лето в самом разгаре! И какие веселые, беззаветные голоса долетали до нас оттуда, всякий раз как дверь магазина отворялась! И как меня вдруг потянуло туда, в задние низенькие комнаты, в эту провонялую, сырую атмосферу, на эти клеенчатые диваны, на всем пространстве которых, без всякого сомнения, ни одного непроплеванного места невозможно найти! Прийти туда, лечь с ногами на диван, окружить себя устрицами, пить шабли…»[307]

Герой Щедрина, однако, лишь вожделеет предаться «кейфу» в одном из «устричных ресторанчиков» на задах Милютинских лавок,