— Ты почему это не спишь? — поинтересовался отец.

— Уснешь тут, как же!

И то правда: современные квартиры не для бурных дебатов.

К единому мнению мы так и не пришли.

Идея у меня родилась уже дома: надо позвонить Пуху. Уж он-то разберется. С этой мыслью я и уснул.

На следующий день перед обедом я позвонил ему.

— Федор Феоктистович, вы не смогли бы выглянуть на полчасика? Консультация нужна. Давайте пообедаем вместе.

— С удовольствием, — сказал Пух. — Где?

— Ну хоть на проспекте Добролюбова…

— Ладно. Ждите у Ботного домика.

Пух работал старшим технологом на «Монетном дворе». Мы с ним познакомились в крепостном буфете, куда он попал по какой-то случайности. С тех пор мы несколько раз встречались, болтали на самые разные темы, чему нимало не препятствовала разница в возрасте, — был Пух без малого вдвое старше меня, — хотя в дружбу наши отношения пока еще не переросли.

— Давайте сюда, — сказал Пух, выслушав мой рассказ. — Попробую что-нибудь сделать. Выясню — позвоню.

— Спасибо, Федор Феоктистович! Очень вы меня обяжете: терпеть не могу, надо признаться, всяких таинственных историй…

Он позвонил мне через три дня, в пятницу. И мы снова встретились на том же месте.

— Вот, — сказал Пух, протянув мне монету, — все, что можно было проверить, мы проверили. Монета настоящая. Даже присадка радиоактивного изотопа в норме. Представить себе возможность изготовления такой фальшивки в кустарных условиях практически невозможно. Да и не стали бы тогда размениваться на двухкопеечные. Представить же подпольный завод еще сложнее, согласитесь. Не знаю уж, что еще сказать вам, Андрей.

— А брака такого не могло быть, чтобы вместо 1969 отчеканили 1996!

Пух молча пожал плечами, но потом все же снизошел до объяснения:

— Наша продукция идет большими сериями. Брак на одной монете невозможен: только на всей серии. А такого ОТК не прозевает. И, простите великодушно, мне лично сама эта мысль представляется более чем нелепой!

Я согласился с ним.

— И вообще, — сказал на прощание Пух, — не напоминайте мне о ней больше, прошу вас! Голову на этом сломать можно. Если хотите доброго совета, — выкиньте. В Неву. Или позвоните кому-нибудь по телефону. Впрочем, добрые советы даются лишь для очистки совести, прислушиваться к ним вовсе не обязательно…

И в этом Пух опять-таки был прав.

Вечером я поехал к Севе Воробьеву, моему однокласснику, с которым мы когда-то вместе увлекались нумизматикой. Но я довольно быстро охладел к этому делу, а он так и остался ярым собирателем. Его коллекции неоднократно выставлялись, он даже писал какие-то статьи, выступал с докладами… Уж он-то поможет, решил я. Хотя бы ниточку даст.

Но Сева только пожимал плечами.

— Откуда мне знать? Ведь ты говоришь, что ее подлинность проверяли… Эксперты там, конечно, квалифицированные. Так чего ты хочешь от меня? Если избавиться от нее, как тебе советовали, — отдай мне. В моей коллекции она будет на месте. Или — продай.

— Иди к черту! — огрызнулся я. — Стану я тебе продавать, торгаш несчастный! А отдать… Подумаю. Может быть, потом. Но не сейчас. Извини.

С тем мы и разошлись.

Прошло две недели, но история эта не идет у меня из головы.

Может быть, ты в самом деле есть, Путешественник по Времени? Бродишь сейчас где-то по Ленинграду и по ошибке употребил монету твоего родного (или — не родного?) 1996 года?

Или — ты еще только будешь? Быть может. Машина Времени уже сконструирована в каком-нибудь КБ или НИИ, и скоро ты отправишься на ней в будущее — первый в истории времяпроходец? Экипируя тебя для путешествия, отчеканили монеты года, в который ты отправляешься, и одна из них случайно попала мне в руки?

Или… Я не знаю, что думать. И потому решил написать этот рассказ.

Если его напечатают, может быть, ты найдешь меня и заберешь свой семишник?

Я сижу за столом и пишу. Рядом, тепло поблескивая в свете настольной лампы, лежит новенький двухкопеечник. Временами я смотрю на него — лишний раз удостовериться, что все это не сон человека, начитавшегося фантастики.

Сейчас я выправлю текст и завтра отнесу его в редакцию. И захвачу с собой монету — как вещественное доказательство. Конечно, хорошо бы еще приложить справку от психиатра, но я оптимист и надеюсь, что как-нибудь обойдется.

Если ты есть, Путешественник по Времени, — отзовись!

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

№ 10

⠀⠀ ⠀⠀

В. Красногоров

Ничего невозможного

День начался как нельзя лучше. Жена куда-то отлучилась, и Тхеп, весело насвистывая незатейливый мотивчик, сам себе приготовил завтрак. Неторопливо и со вкусом поев, он развалился с газетой в кресле. Из сада доносилось пенье птиц, солнечные зайчики прыгали со стенки на стенку, у ног мурлыкала пригревшаяся кошка. Тхеп знал, что он опаздывает на работу, но уж слишком ему было хорошо, а когда людям хорошо, они не любят торопиться. К тому же недаром тайком от начальника он смастерил собственную Дверь. Теперь ему не надо было ездить в контору к главной Двери, и на одном только автобусе он мог сэкономить минут тридцать, не меньше. Долистав газету, Тхеп решил было уже идти, но тут из своей кроватки к нему на колени приполз малыш, и они славно поиграли, и никто не мешал им своими отрезвляющими замечаниями — что можно и чего нельзя.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Наконец Тхеп поцеловал сынишку, пообещал ему привести огненного крокодила, надел скафандр, взял сумку с инструментами, прошел через сад и спустился в погреб. Там он остановился перед тяжелой металлической дверью с кнопками и цифрами и достал из кармана листок с заданием: сегодня ему предстояло заняться планетой С-4386А-10-121В в галактике Х-61-2-14. Держа бумажку перед собой, Тхеп набрал на дисках и кнопках Двери нужный номер. С последним поворотом диска тихо звякнул звонок, зажглась зеленая лампочка, Дверь в супер-пространство бесшумно раскрылась, Тхеп шагнул на планету С-4386А-и-так-далее, поставил свою сумку и огляделся. Планета как планета, бывают и хуже. С соседней горки, как томатный соус из кипящей кастрюли, бежала дымящаяся лава, пылали какие-то развалины, и, судя по всему, происходило небольшое землетрясение. Во всяком случае, сумка прыгала как лягушка, побрякивая инструментами, а самого Тхепа подбрасывало как на батуте. Только Дверь, вернее, другая ее сторона, незыблемая, как вечность, стояла невозмутимо и величаво, похожая на чудом сохранившиеся ворота давно исчезнувшего древнего храма. Сверху падала всякая всячина — пепел, камушки величиной с