– Мы надеялись на ваш разум, но раз так… – Судья встал и направился к выходу, потом оглянулся и добавил, обращаясь к женщине, – дальше твоя работа.

Судья вышел, и впустил троих солдат в черном. Женщина опустилась на стул и приказала:

– Давайте её сюда!

Я вздрогнула. Опять меня будут мучать. Что они собираются делать? Дверь камеры открылась, и двое солдат вошли внутрь. Линкок бросился к ним:

– Не позволю! С неё хватит!

Солдат отшвырнул его в сторону, капитан пытался подняться, но второй мужчина пнул его в прострелянную ногу, и Линкок скорчился от боли. Франц попытался подняться в кровати, но не решился – в его сторону двинулся солдат от капитана. Я сидела на кровати, всё так же забившись в угол. Военные схватили меня и вытащили в коридор, дверь камеры заперли. Линкок продолжал лежать на полу, подползая к решетке, и отчаянно ругался, Франц с ужасом смотрел на меня. Рей не шелохнулся. Я видела его спину и больше ничего. Женщина кивнула солдатам, и один из них завернул мне руки за спину и держал так крепко, что я не могла шевелиться.

– Милочка, мы прекрасно знаем, что нужно делать с такими женщинами, как вы. Непокорными, гордыми, считающими, что они знают жизнь. Давайте мы вам покажем, что такое настоящая жизнь? Жестокая и беспощадная.

Два других солдата подошли ко мне и один из них стал задирать балахон. Я испугалась, дико испугалась. Начала извиваться и бить военных ногами, тогда второй схватил мои ноги и крепко зажал их. Я кричала и рыдала, понимая своё бессилие и беззащитность. Чтобы не видеть их лиц, зажмурила глаза. Противно, ужасно противно было чувствовать руки солдат на своём теле.

– Прекратите! Хватит! Я не такая! Я ни в чем не виновата, – я кричала до хрипоты, а женщина посмеивалась. Слышно было, как сыпет проклятьями капитан Линкок. Но разве это может мне помочь? Я знала, что будет дальше, и от понимания своей беспомощности впадала в панику. – Не трогайте меня! Нет! Уберите свои руки! Я не хочу!

– Оставьте её, – голос Рея раздался в тот момент, когда я уже потеряла всякую надежду. Солдаты остановились.

– Что вы сказали? – женщина явно была довольна.

– Я сказал, оставьте её.

– Почему мы должны сделать это? – она испытывала его, мучила, упивалась своей властью над нами всеми, я продолжала истошно рыдать, мне хотелось завернуться во все балахоны этого мира, не испытывать этого отвращения и стыда, страха.

– Она моя, – Рей помолчал, – и я готов сделать то, что вы скажете.

– Отпустите её, – скомандовала женщина солдатам, – хорошо, Рей. Я поверю вам. Но учтите, что мы не позволим вам схитрить.

Она встала и вышла, солдаты закинули меня в камеру к Рею, заперли нас и ушли. Меня всё ещё трясло от страха, паники, а вместе с тем – от ненависти к этим людям и злости. Мне казалось, что эти солдаты в черном всё ещё держат меня, хватают своими огромными противными руками. Рей осторожно подошёл ко мне, я вскочила на ноги и ударила его со всего размаху по щеке, мне надо было выместить на ком-то свою злость, свой ужас и обиду. Он даже не удивился, не отстранился, а продолжал стоять передо мной молча.

– Это вы виноваты во всем! – я кричала на него как ненормальная, ударила снова и ещё раз. Да я готова была убить его, если бы могла. Почему он ничего не делает, а стоит и просто смотрит, – из-за вас я чувствую себя вещью! Не человеком! Вы меня притащили сюда! Вы! Из-за вас всё это происходит! Я ненавижу вас всех. Этот город, этих людей, солдат и вас тоже!

Но Рей молчал, он по-прежнему не сопротивлялся моим ударам, и это злило меня ещё больше. Чертов дурак! За что его сделали командующим? Да он просто трус! Разум начал отказывать мне от злости, от пережитых унижений. Я собрала все силы и ударила Рея так сильно, что он еле удержался на ногах, из его губы пошла кровь. И только увидев красные капли, я остановилась, будто все эмоции выключили, и почувствовала себя очень уставшей, вымотанной до предела. Что я творю? Рука отозвалась болью. Я смотрела на Рея, на то, как из его губы продолжает течь кровь и не до конца понимала, зачем я сделала это.

– Простите меня, – Рей с удивлением вытер кровь и посмотрел на свои пальцы, – я виноват перед вами, и, боюсь, мне никак не искупить свою вину.

Я не нашлась, что ответить. Мне и так всё было понятно. Мы никогда не выберемся отсюда живыми, а если и случится такое чудо – разве можно продолжать жить как прежде, после того, что со мной произошло? Как забыть весь этот ужас? Белый карцер с его невыносимыми условиями, смерть Гальера, бесконечный страх быть пойманной и убитой? Раньше я строила планы на следующий день, обдумывала свои поступки, а сейчас просто принимаю тот факт, что моя жизнь больше не принадлежит мне. Да мне даже не думается о завтрашнем дне, ведь его может не быть, и с этой мыслью приходится жить. Нет больше сил. Я прошла к кровати Рея, легла и завернулась в одеяло. Не хочу, чтобы кто-то говорил со мной, не хочу, чтобы вообще кто-то был здесь кроме меня. Я прикрыла глаза и сделала вид, что сплю. Мне было слышно, как Рей прошёл к противоположному концу камеры и сел рядом с решеткой, сквозь приоткрытые глаза, я видела, как он устало прислонился спиной к стене и запрокинул голову, руки безвольно свисали с коленей. Тишина длилась долго: полчаса, может больше. А потом заговорил Франц.

– Это всё так ужасно. Я не думал, что кто-нибудь может так обращаться с женщинами… Не понимаю, как… Когда я был ещё в школе, рядом с моей группой часто гуляла группа девочек. Они все такие маленькие, хрупкие, похожи на ангелов с картинок в детских книжках. Как можно издеваться над ними? Мы, мужчины, ведь гораздо сильнее, чем они. И заведомо знаем, что будем победителями в схватке. Почему эта женщина так поступила с Риной? Это мерзко. Я не могу подобрать слова, чтобы назвать её поступок. Ни за что не поверю, что, вырастая, милые девочки становятся такими жестокими как эта дама из Совета, не хочу называть её по имени. Рина больше похожа на тех чудесных женщин, которые воспитывали