Шрифт:
Закладка:
Подыхал от дикой тревоги. Работа пошла побоку — не было на это ни сил, ни желания. Горовец несколько раз пытался связаться на счёт моего решения по Птицам, но я кормил его завтраками, в отчаянии оттягивая время и чувствуя, как опасно натянулась нить Дамоклова меча над РегионСталью.
К исходу пятого дня Тимур предположил, что это может быть не бегство, а похищение с целью получения выкупа или давления по бизнесу. Я нервно рассмеялся и признался ему по какому поводу параллельно ищем и эту дерзкую сучку Славку. Тоже, кстати, пока безрезультатно. Услышав историю с трусами, Тимур только почесал в затылке:
— Н-да… Был бы я бабой, я бы, наверное, тоже психанул. Но вот эта девчонка, в свете новых событий, как мне кажется, всё-таки не случайная. Не знаю в чём была её цель и вообще, её ли это цель — не вижу пока ни логики, ни взаимосвязи с текущей ситуацией, кроме самого факта исчезновения вашей супруги, который действительно очень похож на бегство. Но предлагаю не исключать и версию с похищением. Ну так, на всякий случай.
А я и сам уже не исключал вообще ничего. И хотя похищение предполагало собой как минимум выход похитителей на связь, а ничего такого до сих пор не происходило — все возможные каналы связи со мной всё равно находились теперь на круглосуточной прослушке, и за мной было установлено скрытое наблюдение. Но всё без толку.
С Киром мы за эти дни так больше и не виделись — он сбрасывал мои звонки, да я особо и не названивал, мне было не до того. Но утром восьмого дня он вдруг сам нагрянул ко мне домой. Посмотрел на меня внимательно ещё на пороге и сразу догадался:
— Неужели до сих пор не вернулась?
Я молча мотнул головой и прошёл в кухню. Кирей заметно растерялся, но пошёл за мной. Меньше всего мне хотелось бы сейчас слушать его версии на счёт того, что она может быть у родителей или где-нибудь на курорте — словом, всё то, что первым приходит в голову, но давно уже отметено как несостоятельное. Но Кирей и не стал.
— Мне нужно возвращаться в Америку, Дань. Срочный вызов пришёл, ну, контрактные обязательства. Но если надо, я поищу возможность задержаться.
— Не надо. Ты всё равно ничем не поможешь, так что… — Помолчал. Не понимал уже, что вообще может помочь. Руки опускались. — Как вернётся, я дам тебе знать. Когда самолёт?
— Сегодня вечером на Москву, а там…
Зазвонил телефон, я схватил трубку:
— Да!
— Данила, здравствуй, это Михеев. — Слишком уж официально начал Сергей, тот самый начальник полиции, и от этого тона у меня сердце застыло. — Ну в общем, есть кое-какие результаты. Пока ничего конкретного, но… — и замолчал.
— Ну давай уже! — заорал я.
Кирей настороженно сполз с барного стула и замер.
— Короче, тачку твою нашли в Волге. По предварительной картинке это ДТП — машина сорвалась с обрыва.
— А… — сердце словно стянуло обручем и из него вязкой удушающей волной поползла по груди боль. — А… — продолжить вопрос не было сил.
— Пока не понятно, — понял меня Сергей. — Там под обрывом омут, в омуте, судя по всему топляк, поэтому тачку и не снесло, и не затянуло на дно — зацепилась. А пару дней назад шторм был, топляк сдвинулся, и тачка чуток поднялась к поверхности, но штопором, мордой вниз, поэтому пока не видно, что там внутри. Сейчас собирается опергруппа с водолазами и спецтехникой. Будем вытаскивать, и там уже…
— Где?
— Дань, давай мы как управимся, я сам тебе результаты сообщу, а? — осторожно предложил Сергей. — Нет, ну серьёзно, тебе ни к чему…
— Где?!
Он помолчал, вздохнул.
— Сейчас геометку пришлю.
Машину вытащили на берег лишь вечером. К тому моменту водолазы уже сообщили, что она пустая, и это давало мне хотя бы тень надежды, что всё не так, как кажется — даже невзирая на запутавшийся в ветках соседнего топляка поясок от Маринкиного халатика, который заметно озаботил следователя.
— Пропавшая умела плавать? — вслед за криминалистом осмотрев машину, уточнил он у меня.
Прошедшее время резануло ухо. Я сцепил зубы.
— Умеет. Но плохо.
— Понятно, — кивнул следак и неторопливо закурил. — Течение здесь, сами видите, сильное, да плюс омуты один за другим… — Многозначительно развёл руками и углубился в чтение каких-то записей. — Ну что ж, криминалист отмечает, что на суше после грозы практически не осталось следов. А то, что осталось не даёт никакой картины. — Надолго замолчал, покуривая, задумчиво шевеля бровями. — Скажите, а кроме той давней попытки суицида у пропавшей случались ещё подобные настроения?
— Нет! — пожалуй, слишком резко рыкнул я, но сил держаться действительно почти не осталось. Да что я — сейчас даже Кирей выглядел не ахти: стоял, как истукан и, пялясь в одну точку, хмуро играл желваками. — Не было ни попыток, ни желания! И я очень надеюсь, что версия самоубийства не окажется у вас единственной!
Следак усмехнулся.
— А вы не беспокойтесь, мы свою работу знаем. Все версии, какие возможны, будут рассмотрены в полном объёме. И несчастный случай, и суицид. — Глянул на меня с прищуром. — И даже покушение на убийство. Уж больно место тут для всего этого… подходящее. — И, притоптав окурок, побрёл к своим.
Я не выдержал, прижал к ноющему сердцу руку. Это ведь оказалось то самое место. Наше с Маринкой. И это было как очередной удар под дых.
Паранойя нашёптывала, что она как-то узнала, что я был здесь с мелкой дрянью в тот проклятый вечер и поэтому поехала именно сюда. Здравый смысл твердил, что нет — это случайность. Просто места лучше действительно сложно придумать. Но не для суицида. Я не хотел даже думать об этом, хотя сердце предательски замирало именно от этого. Гнал отчаяние и убеждал себя, что это просто очередной изощрённый финт в Маринкином стиле, а на самом деле она сидит, где-нибудь «на чердаке» и мстительно хихикает, глядя как я схожу с ума.
— Я не знаю, что с ней сделаю, когда вернётся, — попытался пошутить, краем глаза заметив подошедшего Кирея. — Выпорю, точно. Всё-таки тесть зря не делал этого, когда ещё можно было вправлять ей мозги.
— Ты просрал её, — глухо отозвался Кирей.
— Что? — не поверил я ушам. — Что ты сказал?
— Ты слышал. Я сказал, что ты, сука, её просто просрал.
Я схватил за химо его, он меня. Замерли, буравя друг друга взглядами. Чуть поодаль на нас с любопытством уставились оперативники.
— Повтори!
— Оглох?! Ты. Её. Просрал. Двадцать лет назад я уехал не потому, что мне похрен на неё было. Я её тогда, если ты вдруг так и не понял, любил. Но не стал влезать между вами, просто отшёл. Тебе, дебилу, её доверил. А ты её просрал!
Я напрягся до предела сжатой пружиной… и всё-таки отпустил его химо. Злости не испытывал, ведь он был прав — я не справился. Сердце тянуло так, что даже за ушами пульсировала щемящая боль.