Шрифт:
Закладка:
Одно из программных стихотворений поэта, «Утренний голос Матери», звучит как эмоциональный гимн Земле, мифологической матери всего живого, и исполнено глубокого идейного смысла.
Предки Саймона Ортиса жили в течение многих лет в селении Акома, одном из старейших на юго-западе США. Ортис-поэт тесно связан с природой и людьми этого региона. В стихотворении «Смысл Дня Ветеранов», навеянном мемориальной датой, Ортис подчеркивает древность своего народа на земле Америки, который в своих преданиях способен припомнить даже ледниковый период и доисторический путь в Новый Свет из Азии. Ортис — активный журналист, уделяющий особое внимание социальному звучанию своих произведений. Ему принадлежат два больших поэтических сборника — «Выхожу за дождем» (1976) и «Доброе путешествие» (1977).
Важная примета индейской поэзии в том, что лучшие из ее представителей стремятся ставить основные, насущные вопросы бытия. Они знают, что их творчество — большая сила в общей борьбе человека за лучшую жизнь. В этом убеждают слова Джеральда Визенора: «Стихотворения нашего племени — это песни индивидуального освобождения. Вещие сны не забыты. Лесной голос народа по-прежнему слышен, колеблемый похоронным звоном по угасшим обещаниям о мире».
Настоящая подборка — первая публикация индейской поэзии на русском языке.
Дуэйн Ниатум
Скала Индейцев, остров Бэйнбридж, штат Вашингтон
К Мэри Рэндлетт
Когда ты сможешь коснуться отметин
На моем лице, оставь хижину
Терпения, и ты услышишь, как спокойны
Песок и кедр, тотем и невод,
Цветок и устрица,
Чайки, пронзающие волны,
Зеленые переходы лосося,
Время, испившее до капли сезон
Красногрудого дятла.
Когда ты сможешь застыть, словно журавль
В камышах, овладев дыханьем прибоя,
Тогда я заворожу тебя своей сказкой,
И ты услышишь перекличку весел,
Бряцание костей, болтовню масок,
Пляску твоих мертвых предков на берегу.
Когда ты продрогнешь в длинных стеблях дождя,
И гроза на рассвете
Заслонит твой путь к дому,
И ты повернешь машину в город,
Я допою песнь китобоя,
Я оставлю тебя качаться одинокой травинкой.
Уличный мальчишка
Я замираю возле окна, выходящего
На полынное поле —
Землю Калифорнии к северо-востоку от Сан-Франциско.
Прижавшись к горизонту, безмолвное солнце
Опаляет огнем преисподней мои тринадцать лет.
В прозрачном дыхании сумерек
Стрекочут цикады, заблудившись
В оконных стеклах. Но только пение
Жаворонка по ту сторону изгороди
Не пускает меня к другим мальчишкам,
К бесстрастным парням, поглощенным пинг-понгом
И картами до часа закрытия.
А когда это новое жилище оставляет в покое мою память
И мое прозвище Индеец Джо,
Которое дали мне братья,
Негры, чиканос, все те, кто вырастет
Исхудавшим, как это безлюдье,
Я иду от окна в темноту,
Навстречу своей душе, вьющей
гнездо на стене.
Элегия на смерть Вождя Сиэтла
(1786—1868)
«Белый человек никогда не останется одинок.
Пусть будет он справедлив и добр к моему народу,
Ибо мертвые не бессильны».
Печалью объят,
Ты стоишь на опушке редеющего леса,
Твое лицо выдублено солеными ветрами
Скалистых берегов пролива —
Там поросшие диким луком священные острова твоих отцов,
Ты славишь свою восьмидесятую луну, и меркнет свет ее.
Духи-покровители
Невозмутимы, словно волынщики в потоке белых людей
С восточного побережья,
Но ты услышишь зов смерти и шагнешь один
В костер черного солнца.
Караваны кораблей и крытых повозок
Сломали твои стрелы, разбили твой щит,
Заглушили орла в твоем сердце, и он онемел
Под взглядами глаз, ослепленных золотом Аляски.
И все же еще доносится эхо барабанов
Первых танцоров твоего племени, и те, кто остался,
Воскрешают свою землю пядь за пядью,
И беды твоего народа отступают перед каждой улыбкой,
Когда дремлет журавль
И тает тень камыша.
Рэй А. Янгбиэр
Утренний голос Матери
…и моей любви к земле вторят
затопленные деревья посреди коричневых
рек глубокой зимой
и леса, наполненные ожиданьем рождений,
я помню о каждом дне, когда
пробуждается время, приближая землю
к моей груди, и птицы заливаются пением
над моей крышей, возвещая деревьям
о солнце, я иду над ее головой,
вспоминая, как мне говорили,
что ни один нож не смеет коснуться
ее волос, по ее лицу
вьются тропинки, и шаги повторяют
друг друга: так угадываешь кого-то
родного, пока еще помнишь
безбрежность тепла в утреннем голосе
Матери, неутомимые руки ее
выстилают глубоким снегом долины,
где растут целебные травы, поверяя
тайны свои только птицам,
где туманы скрывают холмы,
где песни пропитаны дымом и дыханием жизни.
Осколок человеческой кости
осколок человеческой кости.
вот так
умирают на железнодорожных рельсах.
теперь я слышу,
что несется вослед
качающимся вагонам.
поезда и хмельное забвенье
знают, что такое
индеец, у которого ничего не осталось.
Джеральд Визенор
Хайку
* * *
Осенью на закате
Серые цапли шаги отмеряют,
Сменяя караул.
* * *
Вместе с луной
Приходят мысли о юном моем отце.
Ступает по облакам.
* * *
Под полной луной
Тень моя незнакомкой крадется.
Первый осенний мороз.
* * *
Лошадь в сугробах —
Паровоз взбирается в гору.
Не хватает дыхания.
* * *
Озеро день за днем
