Я с некоторым удовольствием наблюдал, как большая злая блондинка издевается над бедными-несчастными рукожопами, еще полчаса назад думавшими, что ухватили синюю птицу счастья за яйца. Халявщики. Нельзя сказать, что майор была так уж и права с этим шантажом или что мне вообще нравилось лицемерие власти, всегда оставляющей за собой последнее слово в «специальных случаях», но сейчас Ржу я понять мог еще как — на руках нечто, наподобие ЧП, есть одноразовый ресурс, пусть и совершенно паршивого качества, есть рычаги по его привлечению.

Нужно использовать.

Она их скрутила в бараний рог за пятнадцать минут. Никаких телячьих нежностей, никаких широких условий и успокаивающих жестов, которыми пытался оперировать я. Доделайте дело, либо вам будет светить максимум вакансия сторожа курятника в сельской местности. И то вряд ли, потому что даже в нашей прекрасной стране неосапианта с сомнительной характеристикой если и ждут — то только в Стакомске. В заведениях наподобие НИИСУКРС. Никому не нравится опасность. Товарищу Корно тоже не просто так начали названивать с других городов, репортаж о «Омском выжигателе» очень быстро дал людям просраться.

Затем настала наша с Юлькой очередь. Перебравшись в небольшой закуток рядом с пилотами, мы были удостоены брифинга с более выраженными деталями.

— Ваш Коробок оказался куда полезнее, чем мы ожидали. Нина сунула его в химическую кому и выяснилось, что нейромедиаторы, на которых его держали, обладали одним интересным эффектом — после того, как первая доза прекратила действие, спать нормально Коробанов не мог, поэтому запомнил многое из того, что должно было пройти мимо его внимания. В том числе и пару людей в Одессе, которых мы смогли изъять. И допросить, — рассказывала нам майор, — В итоге выяснилось, что нас собирались надуть, слив отработавшую своё цепочку агентов. Её ликвидация позволила бы другим, не засветившимся агентам, изъять схроны с нелегальными артефактами, передав их… кому-то из людей Валиаччи. Это было планом этого скользкого куска говна.

— Но? — хмыкнул ничуть не удивленный я.

— Не понукай, Изотов, — почти по-доброму буркнула большая блондинка, — Благодаря Коробанову и его поломанной бабе, всё пошло кувырком. Выжившие и ключевые персонажи вместе с артефактами сейчас в районе Казани, они планируют продаться за свой груз «Чистоте». Идут по своим каналам, часто расходятся, перехватить сможем одного-двух… в лучшем случае. Я специально этот момент остальным преподнесла иначе. Далеко не факт, что у них с собой будут контейнеры, всё-таки в контрабанде «дерева» стигмовцам равных нет. Будем брать их возле Минска, всех сразу.

— Всех… То есть, ты сейчас про «двух-трех» неогенов наврала, мам? — проявила Юлька проницательность.

— Да, — легко признала такой факт майор, — Там будет большая заруба. Вашим гаврикам знать об этом не нужно, а вот вам на всякий случай пригодится. Бросать вас в схватку неогенов я не собираюсь, но одно направление вы перекроете и проконтролируете. Кстати, Изотов?

— Я за него? — осторожно откликнулся я.

— Как прилетим, ты побудешь у меня, в гостях, вместе с Юлей, — ошарашила меня Нелла Аркадьевна, — Твои девки в «Жасминке» разумные, конечно, но нам ведь не надо, чтобы они до тебя дорвались?

Палатенцо тут же насупилась. А я побледнел, представив себе… ну, вы поняли, да?

— Нет, не надо! — замотал я головой, прикидывая, как бы героически умереть под этим вашим Минском. Шансы были весьма неплохи, Окалина предчувствовала жопу и, при этом, опасаясь шпионов «Стигмы», подтягивала даже такие всратые кадры, как наша команда.

— А Салиновский и Умаровы?

— Пусть валят к себе, они всё равно ничего знать не будут. И сама не улыбайся! Витя мне нужен в нормальном состоянии! Слышишь, ты⁈

— А я что? — насупилась Юлька, а затем её лицо внезапно приобрело каверзное выражение, — Я уже все продумала, как вчетвером жить будем! Когда они того… я буду в Витю вселяться…

Наши с «счастливой мамашей» лица тут же стали совершенно одинаковы в своих выражениях — шок, ужас, осознание, что она имела в виду, еще больший шок и ужас.

Епрст, когда я сидел на лавочке в Эйске, мечтая о личной жизни, я не имел в виду такое!!

— Так, сидите здесь и не гундите, а я пошла из ваших идиотов делать хотя бы полудурков, — определилась майор, уходя назад в салон, — Руководители хреновы…

На этом месте бы приуныть, но приунывать мне было не с руки. Во-первых, потому что на эти самые руки и колени залезла Юлька целоваться, а во-вторых — с чего бы? Это молодому мужику тех самых двадцати лет можно промыть мозги, что он мол неудачник, ничего не добился и вообще случился какой-то полный фэйл, но по существу?

По существу, у нас изначально был полный бардак. По существу, как только что призналась сама Окалина — ее, меня и Юльку пыталась использовать третья сила. И если бы не Коробок, выскочивший как черт из табакерки, всё могло бы стать полным провалом в случае полного успеха. Мы бы просто уничтожили отыгравших своё внедренных контрабандистов. Теперь же, несмотря на нашу вопиющую некомпетентность, у куда более компетентной майора есть возможность прибить всех тараканов одним тапком. Да, тапок старый, заплатанный, требует клея и такой-то матери, но…

Внезапно я чуть не подавился юлькиным языком, вспомнив кое-что важное.

Бардак, нелогичные решения, натянутые объяснения, экспромты, третья и четвертая сила. Совпадения. Много совпадений.

Миссия. Пародия на миссию. Сколько целей она преследовала? Много. Выполнены? Получается, что все. Это раз. Уже нечто, выходящее за рамки возможного, учитывая, что операции проводились обычным студентом со сверхсилами и кучкой (ничего почти не сделавших) психов. Далее?

Коробок. Человек сквозь кошмары и боль на морально-волевых шёл до самого конца, пришёл на этот конец и… переобулся. Причем трижды. Сначала — сменил приоритет. Оправданно. Потом пережил шок предательства. Оправданно, всё-таки там не подростковая влюбленность была, а измученное кошмарами пограничное состояние умирающего. Далее? Этот морозный гад вообще использовал свой «козырь», чтобы устроиться получше. Подобное, конечно, характеризует Тимура как приспособленца, и укладывается в его психотип, но сам факт этого тройного сальто?

А то, что он, простой одноразовый исполнитель с простой одноразовой страховкой, внезапно знают не только мой маршрут, но и способы связи с целями? Уже нет.

Далее? Мои психонавты. Что не говори, хоть на ушах стой, но у них реальные сдвиги по фазе, но тем не менее — никто не ушёл, никто не накосячил сверх меры. Кроме Трески… и то, последствия её фокуса с отъездом в село укладываются в сложившуюся картину мира. Сам Рамазанов? Его ничто не держит, у него никого нет, у башкира тупо нет желания возвращаться к нормальной жизни. Он просто хочет отомстить «доброхоту», убившему его семью. И, тем не менее, он здесь.

Еще в копилку странностей? Этот Омский Выжигатель. Хренов Всемогущий. Идиот, который всё свое выступление себя пафосно слепил своими же «солнечными сферами». Он буквально был мишенью, кричащей «убей меня!». Ну, почти, потому что, всё-таки, неуязвимый полудурок. Почти неуязвимый и продемонстрировавший очень масштабные способности.

Внезапно всё в моей голове с щелканьем начало вставать на мои места.

Первое — мордобой на концерте возле Питера. Для него не было предпосылок, что бы там Юлька не бубнила о акцентах и прочих вещах. Она не могла знать, как я отреагирую. Один тычок вполсилы от не ожидавшего спонтанной драки меня — и были бы жертвы.

Второе — ревнивец, пустивший мне пулю в пузо. При свидетелях, при многочисленных свидетелях. Чуть ли не на сцене. Одну пулю. «Макаров» — он многозарядный, вообще-то. Но парень зачем-то сделал паузу после того, как я сел на жопу, лапая себя за простреленный живот. Так его и скрутили. Мелочи, но теперь этот момент цепляет меня просто потому, что укладывается не только в концепцию «Витя — враг народа», но и в еще одну.

Третье — Омский Выжигатель. Мальчик-библиотекарь-криптид. Идиот с огромными силами, который вполне был способен нанести городу огромный ущерб. Жертвы? Пара сломанных крыш, собака с будкой, несколько куриц. Пара людей в больнице. И очень, очень зрелищные пятна выжженных земли и асфальта.

Эти три эпизода — звенья одной цепи, спровоцировавшей истерику у уполномоченных лиц и «вынудивших» Корно прервать турне.

— Нет, посмотрите, я его целую, а он — бревно! — с этими словами