Шрифт:
Закладка:
– А что в той мере? – хрипло спросила Криденс.
– Всё, что вокруг, – вечно. И человек вечен, только не всегда верит. Но как вечность прожить? Человек решает, каким путь будет. Но каждый шаг чего-то приносит. Или уменьшает меру, или больше делает. То, что тебе дано, и то, что ты даёшь, – всё считается. И дар любой ответа требует.
Не бывает такого, чтобы взял – и не знал, что взял. И как заплатить, не знал. А заплатить придётся.
Прохор повернулся и побрёл по переулку вверх.
– Хочешь поесть?! – крикнула ему вслед Криденс. Юродивый не обернулся. Девушка покачала головой, положила так и не открытую пачку сигарет в карман и вернулась в «Небеса».
И не заметила, что кроме неё Прохора внимательным взглядом проводил сидящий на крыше Бай.
в прошлом году
– Как думаешь, Илья проснулся?
– Вроде мы вели себя достаточно тихо, а спит он на первом этаже.
– Ты тоже должен там спать, – заметила Ада.
– Да, я тоже, – промурчал Платон.
Промурчал, довольно улыбаясь, поскольку утро получилось чудесным: Ада ещё спала – на правом боку, спиной к любовнику, и заглянувшему под одеяло Платону открылся потрясающий и возбуждающий вид на её округлую попу. Удержаться от соблазна возможности не было никакой, и Платон принялся нежно поглаживать Аду, одновременно возбуждая и пробуждая её, а когда почувствовал, что женщина стала отвечать – очень мягко вошёл, прошептав: «Не просыпайся…» В ответ Ада улыбнулась – ей нравилось, что Платон берёт её полусонную, ещё не вернувшуюся в реальность. Нравилось ощущать его желание, нравилось, как он постепенно ускоряется, нравилось стонать – негромко, уткнувшись в подушку… И нравилось лежать потом в его объятиях. В полудрёме. Мягко переживая оргазм и наслаждаясь его послевкусием.
– Надеюсь, что спит.
– Раз не орёт, значит, спит.
– Почему он должен орать?
– Ну, как ночью.
– Тоша, нельзя быть таким бездушным.
Брызгун уловил в её голосе недовольные нотки и молниеносно уточнил:
– Я пошутил.
– Это была злая шутка. – Ада прижалась чуть крепче. – Не надо так шутить об Илье.
– Ещё раз извини. Когда я её произносил, она показалась смешной.
– А теперь?
– Теперь – нет.
– Спасибо. – Ада ласково поцеловала мужчину в плечо. – Я очень испугалась, когда он закричал.
– Я не особенно испугался, но он заорал… не вовремя.
Своими воплями Илья несколько смазал финал, который должен был получиться невероятно сладким, а получился просто хорошим. В результате Платон заснул не полностью удовлетворённым, однако утренняя близость вернула ему отличное расположение духа.
– Он видел во сне Розалию.
– И перепугался.
– Странно, да?
– Возможно, она захотела выпить его кровь?
– Опять начинаешь?
– Извини, вырвалось. – Платон вздохнул. – Мы не знаем, что ему снилось. Может, он расскажет, когда проснётся, может, нет. Тогда и будем решать.
– Да, тогда всё станет ясно… – Ада посмотрела любовнику в глаза. – Вы вчера только пили?
– Да.
– Точно?
– Ты же знаешь, что точно, Адька, – с неожиданной для себя серьёзностью ответил Брызгун. – Илья давно перестал принимать, а когда принимал, то не всерьёз, а так, баловался, а я с дури уже лет пять как соскочил. Даже не пыхаю.
– То есть в этом смысле вы были трезвыми?
– Абсолютно.
– Значит, так на нас действует посёлок. Ну и дата, конечно. – Ада провела рукой по груди любовника. – Навевают воспоминания.
– И видения, – тихо добавил Брызгун.
– Что ты имеешь в виду?
Он помолчал, мягко поглаживая округлое плечо женщины, поцеловал его и ответил:
– Вот уже три года мне снится один и тот же сон. Очень странный. Не пугающий, но заставляющий задуматься.
– Сон о том, что было?
– Можно сказать и так.
– Расскажешь?
– Ты действительно хочешь его услышать?
Теперь помолчала она. Потом грустно улыбнулась и ответила:
– Обязательно.
– Тогда слушай… – Брызгун перестал гладить плечо, но руку не убрал, и Ада почувствовала, что она едва заметно дрожит. – Сон всегда одинаков, повторяется во всех деталях и никогда не обрывается – я всегда просматриваю его до конца и за эти годы выучил наизусть. – Платон выдержал короткую паузу. – Сон начинается с того, что я иду по главной улице «Сухарей», я знаю, что осень, но на улице тепло, солнце светит так ярко, что режет глаза до слёз и можно проснуться от пронзительного света.
– Ты знаешь, что это сон?
– Я знаю, что уже видел всё это… Я жмурюсь на солнце, но мне всё равно немного холодно – из-за лёгкого ветра.
– Когда это происходит?
– Мне пятнадцать лет, но это, кажется, не важно. А может, важно – я не знаю, никогда не задумывался. Я иду по главной улице и вижу тебя, справа, ты стоишь у ворот Корчевниковых и разговариваешь с Русликом. Я прохожу мимо. И слышу, как Руслик спрашивает: «Кто это?» А ты отвечаешь: «Да так, пацан какой-то незнакомый».
– Я тебя не узнала?
– Не знаю, но, услышав ответ, я не обижаюсь и не останавливаюсь, иду дальше и вижу слева Илью. Он стоит у поворота на нашу улицу и разговаривает с Русликом. Я прохожу мимо и слышу, как Руслик спрашивает: «Кто это?» А Илья отвечает: «Да так, пацан какой-то незнакомый». Но я не обижаюсь, потому что чувствую, что я – незнакомый пацан. Меня это не смущает. Я иду по улице, подхожу к дому Розалии, прохожу мимо её ворот, делаю следующий шаг… и оказываюсь в лесу, перед калиткой на твой участок. Солнца больше нет, лес тёмный и мрачный, накрапывает дождь, всё как тогда, в ту ночь…
– Но ведь только что был день, – удивилась Ада.
– Мы в моём сне, – напомнил Брызгун.
– Извини.
– Ничего… – Его рука почти перестала дрожать. – Я стою прямо перед калиткой и точно знаю, что вы стоите на полшага позади меня. Ты – справа, Илья – слева. И время… ты ведь знаешь, какое на часах время?
– 02:45…
– Да, оно – 02:45. – Платон едва заметно улыбнулся. – Я протягиваю руку, нажимаю на мокрую ручку… и просыпаюсь.
– Всегда одно и то же? – после паузы уточнила Ада.
– Всегда одно и то же. – Рука снова дрогнула, но только один раз. – А ещё пару дней назад ко мне приходила чёрная собака.
Это сообщение заставило женщину резко приподняться:
– Что?!
Платон догадывался, что Ада среагирует эмоционально, поэтому остался спокоен, и голос его в отличие от руки не дрожал:
– Не хочу вдаваться в подробности, но она приходила.
– У нас не получается это отпустить, – очень тихо сказала Ада.
– Это всегда будет с нами, – очень тихо сказал Платон. – Внутри нас. Потому что это – часть нас. И так будет всегда.
– Это слишком тяжело.
– Я знаю. – Платон приподнялся на локте: – Ты не куришь в спальне?
– Мы не курим в доме, – напомнила Ада.
– Извини. – Он вновь улёгся на подушки и продолжил: – Пятнадцать лет прошло, а воспоминания всё такие же острые.
– Плохо не то, что воспоминания острые, а причина, которая делает их такими острыми, – сказала Ада.
– И в чём ты видишь причину?
– Мы не уверены, что поступили правильно.
– Она убила Руслика, – с необычной для себя жёсткостью ответил Брызгун. – Из-за какой-то поганой собаки убила нашего друга!
– Руслика убила не она, – напомнила Ада.
– Детали не имеют значения, – прежним, очень жёстким и даже злым тоном сказал Платон. – Розалия знала, что его убьют. Знала! И должна была заплатить!
///
Руслан был самым энергичным из них.
Илья – умным, Платон – чувствительным фантазёром, а Руслан – заводилой. Торопился жить, словно знал, что времени ему отмерено немного. А точнее – совсем мало. Всегда спешил. Всегда хотел быть первым. Всегда на драйве, на азарте, увлекался страстно, полностью отдаваясь предмету увлечения, но при этом – необыкновенное свойство – точно знал черту, которую ни в коем случае нельзя переходить.
И лишь однажды не сдержался…
Руслан пробовал наркотики – самые разные. «Экспериментировал» вместе с Платоном, но если Платону, чтобы избавиться от зависимости, потребовалось длительное квалифицированное лечение, то Руслан просто перестал их принимать. Сказал, что ерунда, и завязал. Никто не знал, была ли у него ломка и если была, то насколько сильная – Руслан никому об этом не рассказывал, зато все знали, что он захотел завязать – и завязал.
Руслан был любвеобилен, реагировал на все оказавшиеся «в зоне досягаемости» юбки, а молодость и смазливая внешность гарантировали ему ответное внимание. Ходили слухи, что Руслан ухитрился переспать с несколькими скучающими матерями своих друзей и сёстрами своих друзей, в том числе – младшими, однако он ни разу не оказался в центре скандала.
Руслан обожал скорость, но машиной управлял внимательно, никогда не рисковал просто так, а разгонялся будучи уверен в дороге. Он бросал кости и часто ставил на «зеро», но и в казино не терял голову… Точнее, терял – за карточным столом.
Почему именно карты действовали так сильно, сказать не мог никто,