наш умственный бомонд, аристократия духа. Нужен ли тебе сеанс с разоблачениями, чтоб ты понял и узнал цену всем этим политтехнологам, журналистам, пиарщикам, философам — при том, что все присутствовавшие были людьми достаточно востребованными и обеспеченными; кроме нас с тобой непризнанных талантов там больше не было.

Но ты ещё слишком молод, а я уже совсем одряхлел, ведь год моей жизни идёт за три обычной. Слава Богу, что я не нуждаюсь и могу себе позволить тихо и спокойно нажраться в уголке, не особо волнуясь за репутацию и потерю лица. Ты пока ещё тоже можешь себе такое позволять. Хотя я бы на твоём месте никогда бы не изменял себе: волочился бы за бабами, пьянствовал и говорил всё, что считаю нужным сказать (это вовсе не значит, что я всегда говорю то, что думаю).

Так вот, к вопросу о сливках обществе. Если такие малограмотные уродцы являют собой умственный бомонд, то можешь ли представить себе уровень тех персон, принимающих решения, которых они обслуживают. Об этом, как и о смерти, лучше даже не думать.

Поэтому я рекомендую тебе не появляться там, где собирается наше так называемое светское общество, все эти шуты и фигляры. Твой папаша ошибочно считает, что у страны хозяева есть. На мой взгляд, хозяев у страны пока нет, но, даст Бог, скоро будут. Не вижу причин, по которым тебе не стать одним из них. Не заводи себе компрометирующих связей со всей этой балаганной публикой: артистами, модными художничками и писаками, псевдопродюсерами и режиссерами, создателями и демонстраторами одежды, с жучилами, укравшими заводы на залоговых аукционах, с хулиганами и уголовниками, косящими под серьёзных пассажиров.

Почему я тебя призываю к осторожности в выборе знакомств? Если ты когда-нибудь сподобишься прочесть «Милого друга» Ги де Мопассана, обрати внимание на слова, которые слышит Жорж Дюруа от месье Форестье: «Никогда не ходи работать берейтором, иначе тебя никто не станет потом воспринимать как ровню». Ты, скорее всего, не знаешь, кто такой берейтор, но неважно: не будь, во-первых, прислугой, и, во-вторых, не позиционируйся ровней тем, над кем втайне собираешься потом властвовать. Не ходи ты по их садику, обязательно тебя где-нибудь да поимеют. Потому что ты сам пришёл. Между «позвали» и «сам пришёл» есть нюанс. Спроси у отца, что такое «нюанс».

Что я могу тебе ещё присоветовать? Помни, что характер народа, как и характер человека, неизменен. Чтобы уверенно себя чувствовать и эффективно действовать, нужно прежде всего изучить характер противника. Характер — это всё. Это больше, чем честь, ум и совесть, потому что они как раз являются составной частью характера, но он несводим к этим компонентам. Характер включает в себя и степень развитости воли к победе, воли к власти, воли к культивировании в себе воли. Как сказал Гоголь, многие юноши собираются прожить жизнь наполеонов, но заканчивают коллежскими асессорами. Всё-таки не мешает изучить историю: пусть она для тебя, как в своё время для Наполеона, она станет светочем истины и разрушительницей предрассудков. И уж если ты взялся изучать ленинский опыт, и, тем паче идти ленинским путём, помни ленинский лозунг: лучший рецепт на все случаи жизни — собственная голова на плечах. Надумаешь — пиши.

Письмо 6

Маленький зайчик, я слышал — хотя и слухов не собиратель — что нашим общим знакомым ты отозвался обо мне как о существе, сотканном из противоречий, убеждения которого рождаются в конце умозрительной цепочки рассуждений. Так вот хочу высказаться категорически — ты абсолютно прав! Так и есть. Я, в принципе, пустой барабан. Внутри меня абсолютная пустота. Там нет ничего. Чистый вакуум, почти шуньята. Я уже давно стёр чувство собственной значимости и остановил брожение мыслей. У меня нет особых страстей и желаний, кроме как выпить и поговорить с умным человеком.

Как мне кажется, я максимально расширил границы своего незнания. Я ничего не знаю о природе гравитации и слабых электромагнитных взаимодействиях. Я ничего не знаю об импульсах в головном мозгу, о нейронах, дендритах и аксонах. Я ничего не знаю о физическом вакууме и природе времени. Я ничего не знаю о Боге. Всё это я хотел знать. И не смог узнать. Это скрыто от нас. Многие вещи мы даже не можем описать математически. Я тебе порекомендую найти и ознакомиться с книгой профессора Виктора Тростникова «Мысли перед рассветом». Она выходила в Париже в «ИМКА-пресс» году так в 1980-м. Краткие соображения были изложены, кажется, в двенадцатом номере журнала «Новый мир» за 1989-й год. Посмотри. Или найди в Сети. Есть ещё ряд небезынтересных авторов — как серьёзных учёных, так и остроумных популяризаторов науки и весёлых фантастов. Читай Стивена Хокинга, Илью Пригожина, Тейяра де Шардена, Чижевского, Романа Подольного, Льва Гумилёва, Горбовского, Еремея Парнова, Ивана Ефремова, Станислава Лема («Сумму технологий» и «Философию случая»), Александра Зиновьева, Гюстава Лебона и Цезаря Ломброзо. Читай Станислава Грофа и Роберта Монро. Эти авторы пишут живо и весело, а спорность многих утверждений — так что с того? На то тебе и голова, чтобы её наводить на мысли. Не помню, цитировал ли я тебе аббата Фариа, учившего глупого Эдмона Дантеса, что в жизни следует прочесть максимум пару сотен книг, но чтобы узнать, каких именно, приходится читать их много тысяч. Фариа был прав, иначе из этого доверчивого идиота не вышло бы мстительного миллиардера Монте-Кристо. Обращаю твоё внимание в сторону отцов-иезуитов. Вот кто учит лучше всех. Кстати, и князь Талейран-Перигор, и Тейяр вышли из иезуитских колледжей. Я бы рекомендовал тебе, несмотря на индивидуальные занятия по индивидуальной программе, всё ж навострить лыжи в папский Грегорианский университет. Это лучшее учебное заведение мира, если ты сможешь отыскать по-настоящему учёного Человека.

Редко, но встречаются люди абсолютного ума. Абсолютный ум — это такой, которому объяснять ничего не надо. Он всё схватывает и расставляет правильно. Я считаю, что мне в жизни крупно повезло: я встретил несколько абсолютных умов. Мой отец был товарищем и собеседником философа Александра Зиновьева. Без всяких натяжек можно сказать, что многое в наследии Зиновьева является плодом их мыслеобмена. Я много наслушался Зиновьева до его отъезда в конце 1970-х и после его возвращения. Мне доводилось много беседовать с Александром Приваловым, научным редактором журнала «Эксперт», но он на меня обиделся, когда я высказал предположение, что он умнее Сократа. С Сергеем Земляным мы обменивались многими мыслями даже без слов. Я провёл долгие университетские годы с Алексеем Никишенковым, моим научным руководителем.