Берия начал беседу с того же, что и в телефонном разговоре - как я попал в МИД? Я ответил. Берия заявил, что решение о моем назначении в МИД было ошибочным, неправильным, не мотивируя, почему. Я ответил, что «мое дело солдатское». ЦК решает вопрос о моей работе, я не могу рассуждать, правильно ли это или неправильно, а обязан выполнять решение, как и всякое другое.

Берия возразил: Ваше дело не совсем солдатское. И даже вовсе не солдатское. И тут же перешел к следующему тезису, что белорусы удивительно спокойный народ. На руководящую работу их не выдвигают - они молчат, хлеба дают мало - они молчат. Узбеки или казахи на их месте заорали бы на весь мир. Что за народ белорусы?

Не зная, с каким заклятым врагом партии и народа я имею дело, я принял эти слова как произнесенные не всерьез, и помню, что ответил Берия, что белорусы - хороший народ.

Затем Берия спросил меня, как я оцениваю Патоличева. Я пытался дать краткую, объективную характеристику тов. Патоличеву, но Берия прервал меня, сказав, что я напрасно развожу «объективщину», что Патоличев - плохой руководитель, пустой человек. После этого Берия заявил, что он написал записку в ЦК КПСС, в которой подверг критике неудовлетворительное положение дел в республике с осуществлением национальной политики, а также с колхозным строительством. Кратко пересказав содержание записки, Берия заявил, что надо поправлять положение, что мне предстоит это делать. При этом Берия сказал, что я не должен искать себе «шефов», как это делали мои предшественники.

Я ответил, что «шеф» в партии есть один - Центральный Комитет партии. Берия заметил: «И Правительство». Я сказал, что это само собой разумеется, так как ЦК партии и Правительство неотделимы друг от друга.

Берия вновь заявил мне, чтобы я не искал себе «шефов». Это уже звучало, как предостережение или угроза, ибо сказано было очень резко. Я ответил, что учту его совет.

Затем Берия осведомился, читал ли я его записку о Белоруссии. Я ответил, что ничего не знаю об этой записке, тут же предложил сотруднику принести записку и завизировал ее на мое имя.

Вслед за этим Берия сказал мне, что министром внутренних дел БССР назначен Дечко, а также назначен ряд новых начальников областных управлений МВД - белорусов, предложил познакомиться с ними, сказал, что надо поддерживать чекистов. Я ответил, что чекисты не могут обижаться на отсутствие поддержки со стороны ЦК КП Белоруссии, Берия заявил вновь, что «надо поддерживать чекистов, у них острая работа, а долг чекистов - поддерживать Вас». После этого Берия встал, давая понять мне, что разговор окончен, но в заключение в третий раз сказал, уже не помню в какой связи, чтобы я не искал себе «шефов».

После ухода от Берия я зашел в его секретариат, где меня ознакомили с запиской Берия в ЦК КПСС о Белоруссии. Вслед за тем мне прислали ее в Минск.

Будучи до предела загружен работой в связи с подготовкой к пленуму ЦК КП Белоруссии, я не имел возможности глубоко размышлять над тем, почему Берия, предупреждая меня от поисков «шефов», направил мне записку, но в глубине души был несколько встревожен тем, что эту записку направил мне не Президиум ЦК, а Берия. Поэтому я записку Берия никому не оглашал, а после пленума ЦК КП Белоруссии отправил ее в Канцелярию Президиума ЦК КПСС.

Теперь, после разоблачения Берия Президиумом ЦК КПСС, я сознаю, что шаги, предпринятые Берия по отношению ко мне, были провокационными от начала до конца, а ознакомление с его запиской - попыткой подкупа или шантажа, разобраться в которой я вовремя не сумел. Глубоко сожалею, что оказался в таком положении. Но Берия я раньше не знал - никогда не был у негo, не знал подлых повадок этого предателя, относился к нему, как к видному государственному деятелю. Только узнав, что Берия является злейшим врагом партии и народа, я понял, насколько подлым является этот иезуит, насколько подлым было и его отношение ко мне лично, раз и меня он пытался запятнать.

Заявляю Центральному Комитету КПСС, что никогда ничего общего с врагом партии и народа Берия не имел, честно боролся и буду бороться за дело нашей Великой Коммунистической партии до последнего дыхания.

Член ЦК КПСС М. ЗИМЯНИН

15 июля 1953 г.

***

В Минске Михаил Зимянин появился в тот же день, когда было принято постановление ЦК КПСС. Разумеется, ни словом, не обмолвившись о контактах с Берией, не попытавшись объясниться с коллегами, вместе с которыми работал не один год. Появился как хозяин. Ему был предоставлен служебный кабинет секретаря ЦК, телефоны, помощник и секретарь приемной. Готовясь к пленуму, развернул бурную деятельность: вызывал к себе руководителей предприятий и организаций, подолгу беседовал с известными писателями, артистами. О чем шла речь, какие давались рекомендации, держалось в тайне. Работники ЦК безмолвствовали, боясь даже шепотом обозначить свое отношение к происходящему. А в парторганизациях начались неприятные пересуды: странный, мол, у нас принцип демократического централизма получается, Зимянин еще не избран пленумом, а уже начал отдавать распоряжения! Но не оставалось ничего иного как ждать. Командовал парадом Зимянин! Наконец, он объявил, что Пленум ЦК КПБ состоится 25-27 июня в концертном зале административного здания КГБ (клуб имени Дзержинского). Помимо членов ЦК, для участия в нем были приглашены все первые секретари райкомов, горкомов. Всего 550 человек.

До ареста Берии оставался ровно один день…

Кстати, некоторые из историков уже высказывают сомнения: а был ли арест в действительности или красивую легенду о том, как маршал Жуков под дулом пистолета вывел Берию прямо с заседания Совета Министров СССР и препроводил в СИЗО, сочинили для доверчивого народа. Ссылаются на сына Берии, Серго, который в книге «Мой отец - Лаврентий Берия» утверждает, что его отца расстреляли без суда и следствия в его собственном доме в день мнимого ареста, а суд был инсценирован, и на скамье подсудимых сидел совершенно другой человек. В качестве доказательства этой версии приводятся внешне правдоподобные аргументы: сам маршал Жуков ни в своих мемуарах, ни в редких интервью, которые давал прессе, не подтвердил участие в аресте Берии; нет фотоснимков, запечатлевших Берию в тюремной камере, а сами материалы суда остаются засекреченными, хотя уже не могут нанести никакого урона государству, История - дама не только капризная, но и скрытная, и потому я не могу ни подтвердить, ни опровергнуь эту любопытную версию. Повторю лишь мысль -