Шрифт:
Закладка:
– Извини меня, мама, – сказал Эрнест.
– И меня тоже, – сказал Николас.
Августа пробормотала извинения. Но мысль о тайном романе ей понравилась. Она встала, причесалась и вышла к Аделине и мальчикам. Было слышно, как малыш Филипп с трудом поднимался по ступенькам: кряхтел, тяжело дышал, издавал детские возгласы победы.
– А этот, – продолжала Аделина, – вообще хуже некуда. Иду, моя радость!
По правде говоря, она была так счастлива, что не знала, что еще сделать, чтобы выразить, сколько она получала от жизни удовольствия.
XVI. События осени
Уилмот никак не мог решить, положиться ли на предвещающее бурю ноябрьское небо или поверить затишью на речке цвета лунного камня. Среди низкорастущих прибрежных кустов все еще зеленел кедр, краснели ягоды дикой розы и блестела клюква. Низко над речкой пролетела голубая цапля, ее голубизна отражалась в воде.
А цапля, в небо взмыв, доносит весть:
«Да, ветер есть»[27].
– Очень хорошие стихи, босс, – из зарослей клюквы раздался голос Титуса Шерроу. – Я ведь тоже немного поэт, так что могу судить.
Уилмоту приходилось знакомиться с детскими стихами Титуса, которые тот записывал в школьную тетрадку.
– У тебя, Тайт, бывают довольно милые рифмы, – благосклонно сказал Уилмот. – Очень, очень славные.
Тайт подошел поближе и вытащил из кармана газетную вырезку.
– Редактор газеты посчитал их достаточно хорошими, чтобы напечатать, босс, – сказал он с вежливым укором в голосе. – Не соизволите ли прочитать?
Пораженный, Уилмот прочитал стихи. Они были попросту слезливы и подписаны именем Тайта.
– Поздравляю, – сказал Уилмот. – Уверен, все в округе удивятся и обрадуются, узнав, что среди нас имеется настоящий поэт.
Слова Уилмота прозвучали покровительственно и немного удивленно.
– Я решил бросить юриспруденцию, потому что уверен: мне никогда не преуспеть в этой профессии. Лучше буду поэтом. Потом, зимой, думаю написать книгу, – ответил Тайт.
Уилмот и сам написал роман, который так и не был напечатан. Его охватило чувство уныния и жалости к заносчивому полукровке.
– Будь осторожен, Тайт, – сказал он. – Ты берешься за дело, с которым не справились многие, кто был умнее тебя. Одно дело, когда несколько твоих стишков напечатали в местной газете; совсем другое, когда написанное тобой оказывается под обложкой книги.
– Босс.
– Да, Тайт?
– Мне на роду написано преуспеть.
– Почему ты так думаешь?
– Ну, во-первых, когда я учился в школе в индейской резервации, я был не только самым симпатичным, но еще и самым способным. Учительница была не так уж и молода, но я вскоре обнаружил, что она в меня влюблена. Она завышала мне оценки, просто не могла ничего с собой поделать.
– Тайт, все сошлось одно к одному, чтобы ты зазнался, но ты не такой уж замечательный, как тебе кажется.
– Я думаю, босс, что вы замечательный, и все эти годы, что мы вместе, я стараюсь быть таким, как вы.
Уилмот удивленно уставился на него.
– Как вы считаете, я в этом преуспел, босс?
– Ну, ты же говоришь, что тебе на роду написано преуспеть.
– Как вы считаете, мы похожи, босс?
– Дело в том, – сказал Уилмот, – что мне на роду написано терпеть неудачи.
– Вы так забавно рассуждаете, босс, – надеюсь, вы не обижаетесь на мой смех.
– Что же смешного в неудачах?
– Босс, у вас есть симпатичный домик, лодка, четыре костюма, пять пар обуви, ружье и много чего еще. Вы не работаете. Я равняюсь на вас.
– Я много работал в Англии. Откладывал, сколько мог.
– Что вы больше всего цените в жизни, босс?
– Вопрос легкий – одиночество.
– Тогда почему вы меня при себе держите, босс?
– Этот вопрос я себе и сам задаю.
– А я могу на него ответить, босс. Потому, что вам одиноко. И мне одиноко. Великие всегда одиноки. Лорду Байрону было одиноко. У вас есть книга его поэзии и книга его жизни. Я их обе осилил и считаю его великим поэтом, любимцем женщин. Я точно такой же. Женщины мечтают заиметь меня в любовники. Помните мисс Дэйзи Вон – ту, что гостила в «Джалне», когда маленький Эрнест только родился, а я был еще очень молод?
– Я не испытываю желания услышать подробности той истории, – раздраженно заметил Уилмот.
Но Тайт продолжал, будто его и не перебивали:
– Эта молодая дама заблудилась в лесу. Именно я ее обнаружил и притязал на вознаграждение. Но сначала я провел с ней некоторое время в лесу. Она была очень мила и очень меня любила. Просто ничего не могла с собой поделать. И так всегда. Высокое ли у них общественное положение, низкое ли – они просто не могут меня не любить. Из самых недавних – Аннабелль. Считала, что любит Бога, а на самом деле любила-то меня. Не могла выйти за меня и отдала руку и сердце темнокожему Джерри. А мне жениться не пристало. Я поэт, жажду одиночества – как и вы, босс.
– Не понимаю, что ты хочешь сказать, – еще более раздраженно произнес Уилмот.
– Я говорю о лорде Байроне, а также о нас с вами, босс, – терпеливо пояснил Тайт.
Уилмот повернулся, чтобы уйти, но Тайт преградил ему путь.
– Босс.
– Что?
– Вы однажды сказали, что я вам как сын.
– Бывает, сыновья рассуждают, как дураки.
– Простите, если обидел вас, босс, ведь я люблю вас сильнее, чем кого-либо еще на целом свете, даже сильнее, чем бабушку, дочь индейского вождя. С французской стороны во мне тоже течет благородная кровь.
– Ты это повторяешь без конца, – сухо заметил Уилмот. – Ты благородных кровей, и ты поэт.
– Надвигается зима, босс, и нам обоим нужна женщина, чтобы о нас заботиться: добрая, милая и трудолюбивая молодая женщина вроде Аннабелль. У нас бы появилось свободное время для поэзии. Она бы носила дрова, чистила рыбу и готовила. И вам это недорого обойдется.
– Поясни, – попросил Уилмот.
– Вот у меня в кармане письмо от Аннабелль. Она пробыла дома совсем недолго, когда узнала, что Джерри был женат еще с довоенных времен и что у него жена и двое детей. Она ушла от него и сейчас в Канаде присматривает за детьми в одной переехавшей сюда с Юга семье. Она по-прежнему печется о моей душе, босс, и хочет приехать и работать у нас. Хороший писатель вроде вас…
– Боже! – перебил Уилмот. – Тайт, не впутывай меня в эти дела. Ты, может, и поэт, но я не претендую ни на
