– Они самые, – уверенно подтвердил Монгол. – Вон, смотри, как раз для них.

Неподалеку валялся ржавый железный лист. Вскоре на нем, выпуская пузыри, зашипели толстые морские ракушки.

– Прям не верится, – чавкая, сказал Монгол. – То бренди тебе, то арбузы. Теперь вот эскалопы. Если тут всегда так, то я вообще домой не вернусь. Меня мать заставила кулинарный закончить. Всегда дома мясо будет, – обещала. И что? Теперь я повар, а мяса нет. А она – так вообще вегетарианка.

Перекусив, они постирали вещи и задохнувшиеся от пота кеды. Затем поднялись на скалу, которую видели со стороны замка, и, пройдя по обрыву, вышли на широкую, напоминающую балкон, площадку. С двух сторон ее росли кривые, вымотанные непростой скалистой жизнью, дубки. Утес с замком, как на открытке, живописно возвышался напротив. Внизу, в темени узкого залива виднелась небольшая пристань с лесенкой вверх.

– Как дома. – Монгол осторожно глянул вниз, и, стараясь не подходить близко к краю, по-хозяйски развесил на деревцах мокрую одежду и обувь.

Стояла та теплая, тихая и безветренная погода, когда кажется, что ты дома, а не на улице.

Они развалились на балконе, любуясь красотами. Через час одежда совсем высохла.

– Схожу в гостиницу за водой, – наконец сказал Том. Он надел белую рубашку, спрятал за воротник хвост волос, взял флягу, пластиковую бутылку и полез наверх по склону, пока не наткнулся на присыпанную щебнем тропу, ведущую к белому зданию с надписью «Парус». Со стороны обрыва территория гостиницы оказалась совсем не огорожена. Пройдя по тропе к зданию, Том натолкнулся на пожилого бородатого мужика в фартуке. Тот поливал из шланга клумбу.

– Красивая клумба, – сказал Том скучающим голосом уставшего от отдыха человека.

– Да разве это клумба? – с неподдельной горечью сказал дворник. – Ты бы видел, какая красота была здесь раньше! А это – так, жалкие остатки. Все повыкапывали. Все самое красивое из санатория унесли.

– Кто повыкапывал? Воры?

– Что ты, какие воры? – засмеялся мужик. – Мы сами и повыкапывали.

– А зачем?

– Как зачем? Домой, на дачу, – проговорил он с довольной хозяйской основательностью.

– Хорошая у вас работа.

– Жене моей это скажи. Она не ценит, – устало махнул рукой дворник.

Том вернулся, когда уже темнело.

– Ну что там? – спросил Монгол. Он уже притащил из дальнего конца балкона несколько сухих дубовых веток и возился с костром.

– Это не гостиница, а санаторий, – ответил Том. – Люди там – не то, что мы. Живут в совсем другом мире. Заплатили кучу денег за лечение, чтобы жить в скворечнике, в то время как подлинное исцеление души может наступить только на улице, среди всей этой настоящей красоты и природы. А со стороны обрыва у них и забора нет: отсюда просто никто не ходит, даже свалиться можно. Поэтому они пробираются к морю в обход, по лестнице. Я зашел, спросил, где вода. Меня отправили в столовую. В столовой приняли за своего. Вот, немного свежего хлебушка прихватил.

– В таком прикиде тебя от цивила вообще не отличишь.

– Я цивилизованный неформал, – сказал Том. – Поэтому и несистемный. Да и вообще, что такое неформал? Попытка надеть маску клоуна, чтобы получить пропуск туда, куда ты никогда не попадешь? Или шанс получить свободу от условностей?

– Харош философии, Том. Тебе от таких мыслей череп не жмет? Я тут веток дубовых собрал, а еще пару банок нашел, из-под колы. Чай в них заварим.

– Ну что, накатим за проезд? – Том достал бутылку с темно-коричневой жидкостью. – Эвон какую штуку выкинули. Франция. В.С.О.П. Никогда не пробовал.

– Понюхай вначале. Мало ли.

– Спиртом пахнет.

– Ну раз спиртом, то можно! – захохотал Монгол. – Только я стопку разбил. А кружку забыл.

– Я знал. У меня есть запасная.

Когда совсем стемнело, и над морем появилась полная рыжая луна, откуда-то налетели комары, целым столбом кружась над их головами. Монгол отгонял их факелом из дубовой листвы.

– Ветки тонкие, как спички, а горят долго. Наверное, растут здесь лет сто, просто вырасти не могут.

– Три дня мы тут не протянем, – сказал Том. – Завтра валить надо. Место какое-то беспонтовое, и принцессы нет. Совсем пусто. – Том прихлебывал из кружки обжигающую янтарную жидкость. – Я думал, тут какое-то движение есть. Как в Ялте.

– Ага. Пенсионерская романтика.

Бренди расслабило.

– А тебя так и не отпустило? – спросил Том.

– От чего? – не понял Монгол. Или сделал вид, будто не понял.

– От Абхазии.

– Не знаю. – Он уставился куда-то в теряющийся в сумерках горизонт. – Притупилось уже как-то. На самом деле мне, конечно, все равно, кто там прав, кто нет. Я в политику не лезу. Я просто не люблю, когда так говорят.

– У меня похоже было, – сказал Том. – Ездили как-то раз с пацанами на озеро, купаться. Познакомились там с двумя девчонками. Одна, Лена, – так себе. А Света – красоты неописуемой. Волосы платиновые, а глазищи такие стальные, аж смотреть страшно. Как зыркнет, – так и сердце колотится, а внутри все прям сжимается. Конечно, мы, – все втроем, – сразу в Светку влюбились. А девчонки с нами вроде как и дружить не против. И каждый день мы ездили купаться, а в конце дня провожали их домой. Но они до самого дома провожать себя не разрешали, – наверное сплетен боялись. И мы прощались с ними метров за сто от двора. А любовь – штука такая, она жертв требует. Каждый день хочется большего. Страшно интересно, где они живут. И вот как-то раз собрались мы ночью, и пошли. Дошли под утро, забрались на крышу дома, откуда должно быть видно, где они точно живут. Сели на крыше, и смотрим, откуда же наша Света в школу пойдет. Шурик даже подзорную трубу взял. Ждем-ждем, уже опоздавшие в школу бегут, а ее все нет. Солнце припекает, спать хочется, мы на крыше развалились, греемся. И вдруг – прямо напротив нас, на девятом этаже распахивается дверь, и на балкон, потягиваясь, в ночной рубашке выходит… Она! Мы еле спрятаться успели, она не заметила. Ну, а дальше было дело техники. Посмотрели номер квартиры, а потом уже через домофон связались, узнали фамилию.

– Круто.

– Нифига не круто. Через неделю Светка узнала, что мы ее фамилию знаем. И, конечно, сразу подумала на подругу, поссорилась с ней. В итоге обе с нами общаться перестали.

Том бросил в костер ветку можжевельника. Она затрещала, покрылась густым, стелющимся дымом. Ярко вспыхнули иглы, закрутились, превратившись в белый пепел. Запахло хвоей.

– И все?

– Не. Через пару лет я гулял вокруг нашего дачного