Плотнее прижимаюсь затылком к подголовнику. Тяну воздух, который уже полностью пронизан запахом ее духов, и снова раздражаюсь.

То, что я выведу ее на настоящие эмоции – факт. Так оно и будет, не сегодня, значит, завтра, ну или несколькими днями позже. Но вся эта игра жутко бесит.

Она мне всегда нравилась. И я всегда хотел от нее отдачи. Чертовы реакции, от которых у меня какая-то маниакальная зависимость.

Салон уже минуты три, как заполнился молчанием.

Громова сидит, сцепив пальцы в замок. Вся такая неприступная. Чертова крепость.

Выдыхаю.

Где-то внутри, слишком далеко, чувствую, что она ревнует. Ревнует и поэтому сейчас злится. Но полной уверенности в этом у меня нет. Да, вслух я говорю абсолютно другое, транслирую непоколебимую уверенность, а на деле…

Меня на ней клинит. Мозг уже давно подвис и вскипел. Не покидает чувство, что я тупо стучусь в закрытую дверь.

Перебираю пальцами по рулю, а грудь воспламеняется именно в том месте, где она прижималась ко мне виском.

– Пристегнись, – бросаю флегматично, и Ариша мгновенно выполняет данную «команду».

Щелкает ремнем.

Тачка Вадика равняется с моей по правую сторону. Татарин слева.

Привычное дело, адреналин уже зашкаливает. Газую и срываю машину с места.

Аринка взвизгивает и хватается за дверную ручку.

– Мамочки, – бормочет, округляя глаза.

Педаль проваливается в пол. Стрелка спидометра почти ложится. Сбрасываю скорость, чтобы войти в поворот красиво. Задницу немного закручивает, бампер почти касается железного ограждения.

– Мы разобьемся! – орет Громова.

– Спокойствие, малыш, только спокойствие.

Смотрю по зеркалам. Салон заполняется адреналином, теперь не только моим. Ариша визжит, но при этом смеется.

Машину слегка заносит перед самым финишем, но я быстро выравниваю траекторию. Давлю на тормоз, и нас обоих тянет чуть вперед.

Наблюдаю за Аринкиными реакциями, пока вдалеке не начинают виднеться мигалки. Красно-синие «светлячки» катят сюда на всей скорости.

– Полиция?

Арина вытягивает шею, начиная вертеть по сторонам головой.

– Ага, – поддакиваю, продолжаю наблюдать за приближающимися тачками в зеркала.

– Чего ты стоишь? Нужно уезжать.

– Ага, – снова, но теперь с кивком.

– Тим!

– Что мне за это будет?

Наконец поворачиваюсь к ней. Смотрю в бегающие туда-сюда зрачки.

– Что?

– Что мне за это будет? – прищуриваюсь.

Мигалки от нас уже метрах в четырехстах.

– Я не понимаю, – переходит на крик.

– Ты же ревнуешь? – смотрю на нее в упор.

– Разве сейчас до этого?

Она мечется. Оборачивается. Нервничает.

– Только сейчас, – улыбаюсь, продолжая упираться ступней в педаль тормоза. – Ревнуешь?

– Нет.

– Правда?

«Втыкаю» заднюю, и машина начинает катиться навстречу ментам.

– Что ты делаешь? Нас поймают! Тим…

– Ревнуешь? Тебе же не все равно?

– Я могу соврать и сказать то, что ты хочешь слышать! – кричит мне в лицо, обильно краснея. У нее голос срывается, а меня снова кроет.

– Я пойму, если ты врешь.

Пожимаю плечами, убирая руки с руля.

– Нас поймают, – улыбаюсь и приоткрываю окно, чтобы она слышала вой сирен.

Арина качает головой. Дергается влево, на секунду прилипает к стеклу, видимо оценивая ситуацию снаружи, а когда поворачивается, я вижу в ее глазах такое, отчего самого перетряхивает.

– Мне не все равно, – переходит на шепот. Выдыхает. – Ты меня бесишь! Ты наглый, бессовестный, я тебя ненавижу! Но мне не все равно, – всхлипывает. – Они меня раздражают, все эти твои Янки и Наташки, понял? Ненавижу!

Ее громкая, сказанная в запале речь стихает так же резко, как и началась.

Рывком тяну Арину на себя, обхватив шею ладонью.

Касаюсь ее губ своими. Чувствую, что ее тоже лихорадит. Такая горячая. Моя.

Она мне отвечает. Теперь уже сама тянется. Впивается ногтями в плечи и прикрывает глаза.

– Ты дурак, Азарин. Дурак, – бормочет в губы.

Ментовская тачка равняется с нами именно в этот момент.

Сжимаю тонкие пальцы. Правой рукой переключаю скорость и давлю на газ.

Нас откидывает назад.

Внутреннее ликование превращается в настоящую эйфорию. Всего пара слов…

– Держись.

Выкручиваю руль, делая полукруг. Машину снова заносит, но нам нужно объехать скопившийся кортеж ментов.

Раз, два, три.

Вокруг хаос. Мигалки раздражают слизистую своими вспышками. Кто-то не успел запрыгнуть в тачку и уже лежит мордой в белый капот.

– Если нас поймают?

Теперь Арина сама хватает меня за предплечье.

– Аккуратнее, – веду плечом, и она сразу убирает руку. – Не поймают. Шестьсот лошадей под капотом. Оторвемся.

– Они запишут номер. У тебя будут проблемы…

– У меня, – улыбаюсь, – ты тут ни при чем, – проговариваю чуть ли не по слогам.

На шоссе стрелка снова ложится. Дорога практически пустая, скорость зашкаливает. Мигалки остаются далеко позади.

Сворачиваю в ближайший поселок и сбавляю обороты. Останавливаюсь и гашу фары.

– Все? – ее полушепот со стороны заставляет повернуть голову.

Киваю, на что Арина сразу шумно выдыхает.

– Я чуть с ума не сошла.

Она все еще часто дышит. Громко так. Хватает ртом воздух, рассеянно растирая ладошками лицо.

– Извини, – отстегиваю ремень.

– Я готова тебя убить. Задушить прямо сейчас.

– Сопротивляться не буду, – поворачиваюсь к ней корпусом.

– Какое благородство, – закатывает глаза.

– Значит, ты ревнуешь?

– Ты выбил из меня это признание. Так нечестно.

– А кто вообще говорил о честности, м?

Тянусь к ней, чтобы почувствовать. Прикоснуться. Это уже стало зависимостью. Болезнью.

– У тебя нет совести, – качает головой, осторожно, почти мимолетно касаясь моих губ своими. – Совсем, – опускает взгляд.

Нас освещает магнитола. Из динамиков льется музыка ночного чарта, ее еле слышно. И сейчас вообще непонятно, из-за чего. То ли кровь в висках так громко бахает, то ли я просто убавил акустику.