С другой стороны, все мои метания – есть глупость несусветная и мальчишечий романтизм. Пора повзрослеть. Смысл человеческой жизни – реализоваться, для этого необходимо научиться приспосабливаться. Другой жизни не будет и надо использовать те возможности, которые даются. «Олег, ты охренел, что ли совсем? Купился за еду и тёплое место. Почему сразу купился? Нормально пообедать и выпить я могу хоть раз за всё это время? А там пошлю его куда подальше», – решил.

– Но вы понимаете, что это очень серьёзное решение, надо обдумать, – произнёс я.

– Конечно, конечно! – замахал руками монах. – Я вас не тороплю. Знайте, что вы можете в любое время прийти ко мне и выразить своё желание, – он помолчал, и печально, хотя я готов был поклясться, что видел насмешку в его глазах, продолжал, – ну, а пока договор с Департаментом Юстиции не расторгнут, сами понимаете, мы обязаны его соблюдать.

Отец Фивий встал, взял колокольчик со стола и позвонил. Через минуту дверь открылась, и вошёл монах.

– Брат, Твин, проводи, пожалуйста, ссыльного в гостевой домик.

И повернувшись ко мне, скрестив руки на животе и чуть поклонившись, сказал, – рад знакомству. Надеюсь, ещё увидимся.

– Спасибо за обед, – сказал я, с сожалением взглянул на оставшееся в бокале вино и ножку индейки, лежащую рядом, встал и пошёл к выходу.

* * *

В гостевом домике было также тихо и пусто, как и в первый раз, когда меня сюда привел отец Ануфрий. Только молодой монах убирал со стола посуду.

– Здравствуйте, – обратился я к нему.

– Спаси Господь, – откликнулся он и поклонился мне в пояс.

– Скажите, пожалуйста, сюда Герасим должен был зайти, не видели его?

– Был, батюшка, был Герасим. Вы должно быть Олег?

Я кивнул:

– Олег.

– Так ждал он вас, да домик гостевой пора закрывать. Паломнические часы заканчиваются. Он и пошёл на конюшню, к дороге готовится. Просил вас туда идти. Знаете где?

– Да, конечно, мы там остановились сразу, как приехали, – пробормотал я.

– Спаси Господь! – сказал монах, поклонился в пояс и продолжил устанавливать грязную посуду на большой деревянный поднос.

– Спасибо, до свидания, – откликнулся я, и неожиданно для себя неловко поклонился в ответ, и пошёл к выходу.

«Вот ведь черт, – думал я, спеша в конюшню, – совсем о Герасиме забыл. Напился, нажрался, как последняя свинья, – я отчего-то почувствовал себя неловко перед Герасимом, будто предал его. – А что собственно произошло? Если со мной захотел познакомиться Фивий, я что отказаться что ли должен был? И потом неизвестно, когда ещё удастся по-человечески снова поесть и вина попробовать. Герасим сам выбрал такую жизнь. А я нет. Почему я должен был отказаться от нормального обеда? – но на душе всё равно было скверно.

Герасим ждал меня рядом с нашей уже тяжело нагруженной телегой.

– Ого! Сколько всего. Как же ты Герасим, сам управился? Что ж меня не подождал, – мне почему-то было неловко смотреть ему в глаза.

– Да ни чо, монахи пособили, вместе-то быстро управились. А ты куда пропал? – сказал он, подойдя ко мне. И видимо почувствовал запах вина, усмехнулся, – вижу, вы с отцом Фивием хорошо покушали.

– Ну да, – я отвёл глаза, и тут же вскинулся, – а что, собственно, такого? Я что должен был отказаться? За столько дней нормальный обед.

Герасим закивал и пошёл к телеге:

– Ну да, оно так. Привычка – великое дело.

Я опомнился:

– Нет! Ты не подумай, Герасим! Я не так выразился. Я хотел сказать, что вот так с вином и …, – я замялся, подбирая слова.

– Да понял я, не майся, – улыбнулся он, – давай уже, пора. Садись рядом со мной, там места нету, – кивнул он в телегу.

Я устроился рядом с Герасимом, и мы отправились обратно.

День был в самом разгаре, но, несмотря на то, что солнце висело прямо над нами, летней жары уже не было. Все-таки конец августа. Осень посылала свои первые приветы жёлтыми листьями и порывистым ветром.

Ехали мы тяжело, и часто в тех местах, где дорога шла резко в гору, приходилось идти пешком, чтобы хоть немного облегчить телегу. Лошадь наша, хоть и не молодая, но сильная и выносливая упрямо шла вперёд, подбадриваемая возгласами Герасима. Когда мы въехали на улицу нашего поселения на моем браслете звякнул вызов сообщения. Я открыл экран и прочёл сообщение: «Олег, отец Окимий хочет вас видеть у себя сегодня в пять часов по полудню». Я взглянул на часы – начало четвёртого.

– Герасим, Герасим, – кинулся я к Герасиму, отец Окимий меня к пяти ждёт.

– Знаю, – ответил Герасим, – мне тоже пришло, чтоб направил тебя к нему. Ступай! – он отвернулся, продолжил идти.

Я спрыгнул с телеги, и хотел было уже уйти, но взгляд остановился на Герасиме, начавшим, ещё при подъезде к нашему поселению, от усталости припадать на протез. Моё лицо, словно жаром обдало:

– Ну, вот ещё! Пошли я тебе хоть разгрузиться помогу. Времени ещё полно, успею.

Герасим не обернулся, только пожал плечами. Я пошёл за ним.