Бойд полагает, что, устав от обвинений в том, что он «питает пристрастие к наделению своих персонажей сходством с ним самим, к двойникам, к персонажам-марионеткам, главное назначение коих в том, чтобы позволить нам мельком увидеть руку кукловода, в “Смотри на арлекинов!” Набоков предлагает нам пародийное преувеличение этих ошибочных представлений о нем» [Бойд 2004: 745]. Широко распространенное мнение, что роман был «вдохновлен» биографией Филда и потому «выражает разочарование и гнев, которые заставили его вызвать биографа в суд», имеет под собой фактические обоснования, но не обеспечивает читателя и критика ключом к художественному миру романа, который допускает множество интерпретаций [Springer 2002: 369].

25 ноября 1973 года Набоков написал сыну Дмитрию: «Начиная с 25 сентября я написал 25 карточек (чистые копии) моих Арлекинов, что составляет около 100 печатных страниц, и всего будет около трехсот страниц. Я работаю каждый день, по пять часов или около того, и работа идет гладко и весело» [Nabokov 1989: 520–521].

Д. Бартон Джонсон подмечает, что каждый роман Набокова содержит в себе игры, которые, «дополняя собой чистое удовольствие и восторг, имеют помимо этого и важное смысловое значение» [Johnson 1985: 3]. Одна из таких игр заявлена в названии романа: Смотри на арлекинов! Как ни странно, исследователи просмотрели многие фрагменты мозаики, разбросанные по страницам романа, которые устанавливают связи между театрализованным миром итальянской арлекинады и литературным творчеством. Настало время посмотреть на арлекинов[56].

Арлекинизированный текст романа

Роман «Смотри на арлекинов!» – яркий пример арлекинизированной литературы, поскольку он содержит множество элементов комедии дель арте, таких как итальянские маски, гротескное переплетение трагического с комическим, пантомимы, словесные каламбуры и импровизация. Пристальный текстуальный анализ романа позволяет предположить, что Набоков ожидал от своих читателей посвященности в условный мир и эстетику комедии дель арте.

По сюжету роман является жизнеописанием писателя, Вадима Вадимовича – В. В., родившегося в России и волею судьбы оказавшегося на чужбине. Повествование наполнено театральными образами и ситуациями, и арлекинизированные образы появляются в описаниях критических моментов как личной, так и творческой жизни главного героя – начиная с названия и заканчивая сценой, где В. В. примеривает маску Арлекина. Как уже упоминалось, английский акроним LATH – это не только сокращенное название романа, но и жезл Арлекина – battocchio, являющийся одной из обязательных деталей его костюма [Бойд 2004: 745]. Жезл battocchio выполнял разнообразные функции – как волшебной палочки, способной изменять окружающую реальность, так и сексуального символа. Английский оригинал романа содержит повторяющиеся подтверждения тому, что LATH это не просто акроним, а символ творческого воображения, но многие из этих аллюзий неизбежно теряются в русском переводе. Например, ожидая приезда дочери и расставляя любимые английские и русские книги на полке в ее спальне, в английском оригинале В. В. сетует, что «she would no doubt, prefer “comics” to my dear bespangled mimes and their wands of painted lath…». Lath в данном контексте символизирует перо или ручку писателя, с помощью которой повседневность трансформируется в искусство. Перевод Ильина доносит общий смысл фразы, но в связи с фонетической и лингвистической разницей ассоциация с жезлом Арлекина полностью утеряна: «Она, без сомнения, предпочитает “комиксы” милым моим, усыпанным блестками мимам и их волшебными палочками из крашеной дранки…» [Набоков-Ильин 1999: 239]. Более того, звучание слова «дранка» лишает фразу поэтичности. Перевод Бабикова по настроению ближе к оригиналу, но неминуемо утрачивает связь с названием романа: «Она, без сомнения, предпочитает бульварные книжки с картинками моим драгоценным, осыпанным блестками мимам с их волшебной палочкой из раскрашенного дерева…» [Набоков-Бабиков 2013: 181].

Рис. 19. Арлекин и его палочка – баттокио. Джузеппе Мария Мителли. Гравюра. 1678

На первой же странице текста читатель видит список «Другие книги повествователя», где обыграны названия русских и английских произведений самого Набокова. Это словесные каламбуры, столь любимые комедией дель арте. «Пешка берет королеву» вместо «Король, дама, валет», «Камера люцида» вместо «Камеры обскуры» – это о русских романах. Такие же каламбуры используются в названиях английских произведений: «See Under Real» вместо «The Real Life of Sebastian Knight», и «Olga Repnin» вместо «Pnin» и t. д. Список состоит из двенадцати романов, шести русских и шести английских, и на страницах «Смотри на арлекинов!» повествователь говорит про них «мои русские и английские арлекины», представляя свое творчество как процессию странствующих арлекинов. В английском оригинале это звучит так: «…you had followed pretty closely, as I discovered, the procession of my Russian and English harlequins, followed by a tiger or two, scarlet tongued, and a libellula girl on an elephant» [Nabokov 1990: 228]. В переводе Ильина содержание романов-арлекинов передано с точностью: «…ты, как я обнаружил, шла почти по пятам процессии моих русских и английских арлекинов, преследуемых парой тигров с алыми языками и девочкой-стрекозой верхом на слоне» [Набоков-Ильин 1999: 293]. Подобные процессии с арлекинами во главе были типичны для итальянских ярмарок и уличных театров и служили для привлечения зрителей из разных сословий. Представления комедии дель арте давались вперемешку с цирковыми, включавшими элементы акробатики, жонглирования и других цирковых номеров [Duchartre 1966: 109]. Список произведений повествователя заключает в себе самые важные события его жизни и вторит канве итальянских сценариев, которые, по обычаю, вывешивались за кулисами перед началом спектакля – в них очерчивались лишь основные события в жизни сценических героев. Таким образом, перипетии личной жизни повествователя предстают лишь интерлюдиями между основными событиями спектакля – творчеством. Более того, повествователь проводит параллель между творчеством актера и творчеством писателя: «Жар, мощь, ясность моего искусства оставались невредимы – во всяком случае, до известной меры. Я наслаждался, я убеждал себя наслаждаться одиночеством труда и тем другим, еще более острым одиночеством, автор испытывает, когда стоит за ярким щитом своей рукописи перед бесформенной публикой, едва различимой в темном зале» [Набоков-Бабиков 2013: 99].

Главный герой романа, Вадим Вадимович, отождествляет себя с маской Арлекина, и в его характере явно присутствуют арлекинизированные черты. В. В. экстравагантен, театрален в своих поступках и поведении, порой странен и непредсказуем, его любовные похождения сродни эскападам любвеобильного Арлекина, его миром правит не разум, а творческая фантазия. Как уже неоднократно упоминалось, Арлекин является самой загадочной и экстравагантной маской комедии дель арте. Его характер претерпел многовековую эволюцию от предприимчивого слуги-простака эпохи позднего Ренессанса до элегантного и неотразимого любовника и символа