— Мишань, хочешь мороженого? Я угощаю.

Небольшая передышка, затишье перед бурей. Впереди война с неизвестным исходом. Уцелеет ли кто-то из них в борьбе за свободу?

Каменное крыльцо было теплым, а сливочное мороженое, посыпанное шоколадной крошкой, по-настоящему вкусным. Илона под укоризненным взглядом двух стройных блондинок, придирчиво выбиравших между ледяной крошкой с ванильным сиропом и с тертой ежевикой («Люся, в ванильном на тридцать калорий больше, ты что, мы же не обжоры какие!»), взяла две самые большие порции густого и жирного лакомства на натуральном молоке и с натуральным же сахаром.

Ели молча, наслаждаясь закатом. Мишка поглядывал на солнце и блаженно щурился.

Гуру, прекрасно видимый из выходящего на крыльцо окна, тем временем начал махать руками, будто вот-вот собирался взлететь. Его лицо перекосилось, как при кататоническом возбуждении. Смотреть на это все из зала категорически не хотелось. Бесноватых, считающих, что на них снизошли просветление и милость Вселенной, а также энергия небесных сущностей или черта лысого в ступе, хватало и в родном Доме утешения и призрения. Жаль, что при этом они не желали принимать никакие таблетки, ибо всем известно, что проклятая химия прекращает людей в растения и наркоманов.

Лекция закончилась быстро и предсказуемо — гуру изрек какую-то очередную непреложную истину, затрясся всем телом и рухнул с поклоном, от души приложившись головой о дощатый помост. И как череп пополам не расколотил?

Зато зал взорвался овациями. А помощники ушлого мужичка тем временем уже вовсю сновали между рядами с ящичками для пожертвований, с надписью: «На донесение мудростей Фомы Достопочтимого до всех уголков земли» на каждом. Больше всех, конечно, пожертвовали зареванные тетки, сидевшие прямо перед сценой. Дальше толпа выстроилась в две очереди — одна за благословением, вторая — к прилавку с чудодейственными травяными сборами от любой хвори, пилюлями от всех видов паразитов, как ментальных, так и телесных, а главное — страшненькими и корявыми статуэтками для женского плодородия. Что с этими статуэтками предлагалось делать женщинам, Илона побоялась даже представить.

Зато подопечные «дети» в очередной раз порадовали житейской мудростью, проснувшись в один момент и стремительно выскочив из зала, как только ящики для денег понесли по рядам.

— Илона, мы все! — радостно объявила Женька на все крыльцо. — Ща бабулек дождемся и поедем! А на ужин успеем? Жрать охота, аж живот пучит!

Выходившие следом тетки с заплаканными глазами посмотрели на девчонок с презрительной жалостью, укоризненно покачали головами и начали спускаться по лестнице, демонстративно обходя стоящих стороной.

«Зато наши деньги при нас остались, а не осели в кармане жулика», — мстительно подумала им вслед Илона и пошла забирать из зала престарелую компанию подопечных. Пока до прилавка не дошла их очередь и они не спустили остатки пенсии на чудодейственное лекарство от всех хворей, в том числе, и от старости.

Второй день дежурства выдался не лучше. Так как Дом призрения являлся режимным учреждением, в нем категорически запрещалось употреблять спиртные напитки. И местные пьяницы сделали хитрый финт ушами — отправились группой из трех человек в ближайший магазин, якобы за свежими булочками, а вернулись сами, как те булочки. Только экстракта дрожжей в них было в разы больше. И на ногах они твердо не стояли. А получив замечание от «зануд и моралистов», которыми они именовали все остальное население Дома призрения, кинулись защищать честь и достоинство самыми привычными методами — кулаками и руганью.

К моменту прибытия Полиции нравов, которую вызвала Илона, драка обзавелась болельщиками сразу с двух сторон. Но больше всего внимания привлекала хорошенькая Олечка, социальный работник, которая бестолково бегала вокруг и кричала: «Прекратите немедленно это недопустимое поведение!» Олечка работала всего третий месяц и до сих пор верила, что люди обязательно меняются в лучшую сторону, если тот, кто им помогает, очень постарается.

Илона в такие вещи давно не верила, поэтому даже не стала подходить. Только следила, чтобы драчуны не зацепили несчастную девушку.

Блюстители приехали быстро, минуты за три, и навели порядок в свойственном им репертуаре. Олечке досталось больше, чем драчунам — за то, что не может своим примером вдохновить подопечных на перемены к лучшему и недостаточно следит за порядком. Остальным выдали устное замечание. По-настоящему получил по заслугам только главный скандалист и пьяница Репьев, который тоже мог обойтись малой кровью, если бы не заорал в ответ на порицание стражей правопорядка: «Мусорами вы были, мусорами и остались, морда в просветлении, а ж… в пердении!»

За что его тут же скрутили и погрузили в машину. «В исправительный центр на антиалкогольную очистку поедет на две недели, а потом в Дом смирения при вашем местном районном храме. Минимум на три недели, за свой нечестивый язык», — сурово поставил Илону перед фактом старший блюститель группы Демидов.

Илона в ответ клятвенно заверила, что они очень сожалеют о случившемся, что это, без сомнения, недосмотр всего коллектива, и они обязательно обсудят в понедельник вопрос перевоспитания подопечных, пристрастившихся к пагубной привычке. А затем она лично разработает для них целую систему медитаций на исцеление разбитой души и научит правильно дышать через печень, выводя ментальные токсины и шлаки, накопившиеся за годы пьянства. И, наступив ревущей от обиды Олечке на ногу, чтобы та не сболтнула в сердцах ничего лишнего, добавила, что постоялец Репьев на самом деле очень болен, ему все сочувствуют и с нетерпением будут ждать его возвращения.

Блюститель Демидов под конец медоточивой речи растаял и на этой почве специально проверил у Илоны отпечаток пальца, чтобы сличить с базой, а затем наставительно сказал собравшимся зевакам: «Первый круг, чистая душа, четыреста тридцать два балла на последнем Испытании! Были бы все вы такими, и пить бы никто не стал!»

А затем они уехали, а Илона увела Олечку в класс, пить чай и накладывать примочки на распухший от рева нос. Потому что по нынешним меркам девицам стыдно ходить в неприглядном виде, потом половина коллектива будет гадости за спиной говорить. Нечего давать тему для сплетен страдающим от безделья сотрудникам.

«Спасибо не знаю, кому, хоть даже Вселенной, что я по их меркам уже старая и страшная, и обсуждать меня не интересно, — размышляла тем же вечером Илона, засыпая на жесткой казенной кровати, стоявшей в каморке без окон рядом с собственным кабинетом. — Мне почти тридцать четыре, у меня двадцать лишних килограмм и сорок восьмой размер одежды, от фигуры колобка спасают лишь нормальные