– А где Макс? – Я наконец произношу это имя и задыхаюсь.

– Макс на сегодня освобожден от общественных работ. За то, что вчера отдувался за всех нас на набережной… – Ли замедляет шаг, прячет руки в карманы черных джинсов и осторожно замечает: – Можно сказать, что нам сейчас чертовски повезло… Когда он узнает, что мы с тобой виделись, от его матюгов случится конец света.

Было бы странно, если бы его реакция оказалась другой.

Макс прав – ребята не должны общаться с предательницей. Я же мучительно раскаиваюсь, вспоминая мерзкие уродливые слова, сказанные ему в кафе, и чувство сродни изжоги неприятно царапается в глубинах желудка. Какими бы ни были обстоятельства, вынудившие меня на это, таких слов ни он, ни ребята не заслуживали…

Останавливаюсь как вкопанная и дергаю Ли, пролетевшего по инерции вперед, за клетчатый рукав.

– Ли, прости меня… я хочу, чтобы ты знал – вы были моими лучшими друзьями, – тихо лепечу и краснею. – То, что я наговорила Максу тогда, в кафе, касается только его, не вас…

– Ты о чем сейчас, чувак? – Ли пристально смотрит мне в глаза, и я дико смущаюсь. – Это ты нас прости! У Ваньки все хорошо только благодаря тебе, но за это папа высылает тебя за периметр. Это мы, три мудака, забили тебе голову нашими сектантскими идеями, а расплачиваешься за это ты одна…

– Что?! – Вечность длиной в секунду я не верю тому, что услышала, а мой рот так и остается открытым. – Откуда ты об этом знаешь?

– Да Макс и сказал. Он пообещал, что больше в жизни никогда к тебе не сунется, потому что испортил твою жизнь. И нас очень просил тебя не доставать… – Ли, еле заметно сутулясь, вновь трогается с места и быстро докладывает: – Крыша у него всегда была слегонца не на месте, но теперь, кажется, съехала совсем – он взвалил на себя координацию деятельности «Людей» во всех городах, где есть наши ячейки. Он почти не выходит на улицу, хотя бабка теперь гонит его туда пинками… в общем, стал наш друг Кома каким-то гребаным терминатором – не устает, не спит, не ест… Не улыбается и шуток больше не понимает.

Я внимательно разглядываю трещины в асфальте, проступающую из них упрямую траву, убегающих от моих обшарпанных брендовых балеток жучков и муравьев, и молчу.

Ну конечно же, Макс ни на секунду не поверил мне и не воспринял всерьез мои жалкие попытки его оттолкнуть – не в его характере без боя отказываться от того, что ему дорого. А встреч со мной Макс не искал, потому что взял вину за происходящее со мной на себя, замкнулся и сломался… Хотя, согласно плану, такая участь должна была достаться только мне.

Зато маленький мальчик получил шанс быть здоровым и счастливым. Быть живым.

А мы… Этой мечте я отдала свою нерастраченную любовь, а Макс направил на ее достижение всю неуемную энергию… Если быть до конца откровенными: что нам с Максом светило в жизни, если бы не это благородное дело?..

Когда мы возвращаемся, на лицах Лены и Ротена блуждают странные улыбки, их щеки яростно пылают.

При виде меня Ротен поспешно вскакивает на ноги, в два прыжка оказывается рядом и заключает мое худое тело в теплые медвежьи объятия:

– Даня!.. Я скучал! – Спустя секунду он убирает руки, отходит и низко опускает голову.

– В общем, прости нас, чувак, – подает голос Ли. – Очень дерьмово все получилось. Ты уедешь, а вот как нам всем теперь жить с этим – до сих пор ума не приложу…

Так вот как, оказывается, обстоят дела в королевстве, которое я намереваюсь покинуть. Здесь всем давно известны истинные причины, толкнувшие меня на предательство, здесь все деморализованы и опустошены, и грош цена была моим бесполезным усилиям.

Не хочу верить, что Макс и ребята продолжают действовать лишь по инерции, что они сдались. Не хочу быть этому причиной.

Глубоко вдыхаю, и окрестности вдруг сотрясает такой чудовищный мат в моем исполнении, что ход времени замедляется, а все другие звуки смолкают.

– Вы сдурели? – кричу я. – Это был мой выбор, и ответственность за него нести буду только я! Мне не нужно ваше гребаное сочувствие, не нужно ваше тупое раскаяние и самобичевание! Если продолжите в том же духе – в моих глазах вы станете тупыми чертовыми слабаками… Ты, Ли, или ты, Ротен, на моем месте вы бы поступили иначе?..

Мои друзья молча пялятся на свои пыльные вьетнамские кеды, а Лена в шоке рассматривает меня так, будто увидела впервые.

– Вот, то-то же! – От бешенства я задыхаюсь, и голос почти пропадает. – Никто не говорит, что мне легко, но! Я ни о чем не жалею. Ни о чем! Передайте это Коме! И пусть этот придурок поскорее придет в себя, иначе мой поступок… да и вообще все в этом гребаном мире перестанет иметь смысл.

Гордо расправив плечи, я разворачиваюсь и ухожу. Не обнимаюсь и не прощаюсь, хотя ясно осознаю, что сегодня видела своих лучших друзей в последний раз. Но проступившие на глазах слезы рискуют нарушить всю торжественность и пафос моей речи – их они заметить не должны…

Я не оглядываюсь, держусь из последних сил, и истерика, тихая, но удушающая, накрывает меня только в полупустом пригородном автобусе.