сломя голову, и дружков прихватил в придачу. Двое крепких мужчин облокачиваются о верхние лежанки, тем самым перекрывая нам возможные пути отступления. Две глыбы мяса и костей, лет по тридцать пять – сорок, небольшие животы только начинают отмечаться под майками. Тетя Маша морщится, когда губастый выдыхает в её сторону клубы перегара.

– Ча-аёк попиваете? – икает оскорбленный мужчина, когда никто не отвечает на его приветствие. – Дык остыл у вас чаёк-то. Мамаша, может, сходите – принесёте свежего? А мы пока с мальчишками поболтаем.

«Они всего лишь пища» – снова звенит у меня в голове и на миг кажется, что люди стоят без кожи. Мышцы, жилы, изъеденные кариесом зубы, белеющие шарики глаз, похожие на шарики для гольфа. Я прогоняю это видение.

– «Мальчишки» едут со мной, – тетя делает упор на первом слове. – Если есть какие вопросы, то задавайте их сперва мне, а я передам.

– Ладно, мамаша, с тобой или без тебя, но мы поговорим с ребятами. Что, студентики, будете ещё про сыци… саци… суциальную активность спрашивать? – губастый мужчина обращает на нас покрасневшие глаза.

– Не, дядя, больше не будем. Видим, что она есть, стоит и дышит перегаром, – я улыбаюсь как можно шире.

– Щенок, ты ещё скалится бушь? – кулак ближайшего мужчины летит мне в лицо.

Я легко отклоняюсь, но пахнущий табаком молот зависает в воздухе, уткнувшись в раскрытую ладонь Вячеслава. Словно галька падает на кувшинку, а та обнимает краями – так похоже сжимаются пальцы берендея на кулаке задиры. Слышится щелканье выходящих суставов, лицо мужчины кривится от боли.

– Понял, как нужно ловить? Зачем уворачиваться, когда можно покалечить так, чтобы больше и мысли не возникало напасть исподтишка, – лекторским тоном говорит Вячеслав.

Похоже, эта стычка ему нужна для выплеска чувств. Второй человек пытается пнуть Вячеслава в лицо, но тут уже я успеваю перехватить ногу. Слетевший тапок бьется об окно и отлетает на лежанку. Я сжимаю голень и чувствую, как расходятся мышцы, как оставляют беззащитную кость под напором тисков.

Я могу переломить ногу как сухую ветку, в ушах почти ощущается треск, когда мысль о выехавшей кости и будоражащем запахе крови окатывает ведром холодной воды.

Я же сейчас перекинусь…

Я лично убью тебя…

Я ослабляю хватку ровно настолько, чтобы мужчина перестал орать, но не настолько, чтобы он смог вырвать ногу. Я смотрю на тетю Машу, смотрю, как она спокойно читает нотации губастому мужчине. Вот только ухо мужчины зажато в стальных пальцах, отчего ноги губастого елозят по полу, иногда задевая нас. Шлепки слетают на пол, и сквозь дырку в носке выглядывает кончик желтого ногтя.

Александр отпивает из стакана остывший чай. Невозмутимый, как английский лорд во время завтрака.

– Мы едем по особому заданию, если из-за вас оно сорвется, то вы рискуете не доехать до своей остановки. Надеюсь, мы разобрались в этом вопросе? – тетя Маша вытаскивает из кармана красную книжечку и помахивает перед лицом губастого, который беззвучно разевает рот и сучит ногами.

Двое мужчин застывают в проходе, правый пытается устоять на одной ножке, левый же пародирует библейский соляной столб, подавшись к Вячеславу. Я услышу, как в вагоне становится тихо. Сквозь пол доносится перестук колес, звенит ложечка в стакане, и слышится шумное дыхание мужчины, который навис надо мной. Похоже, что его мучит изжога, и он старается срыгнуть, но не получается.

– Сейчас вы вернетесь на свои места и будете всю дорогу в упор нас не видеть, иначе наряд ссадит вас на первой же остановке. Всё понятно?

Губастый мужчина выдавливает согласное мычание, и ухо выходит на свободу. Мы с Вячеславом отпускаем мужчин.

Я всегда замечал, что больные места закрываются ладонью, не кулаком, не тыльной стороной и не ребром, а именно пересечением линий на ладони. Словно от точки, где соединяются линия жизни и линия любви, идет исцеляющая волна. Вот и сейчас происходит то же самое. Двое тут же хватаются за ноющие места и начинают их растирать, а губастый аккуратно закрывает ухо и встает с лежанки.

– Мы ещё встретимся, – зло шипит мужчина и мотает головой, приказывая остальным вернуться на свои места.

Люди отворачиваются, когда эта троица идет обратно – никто не хочет попадать под выплеск неудавшейся ярости.

– Так какое слово было выложено в доме у Сергея? – словно ничего не произошло, интересуется тетя Маша.

Вячеслав глубоко вздыхает и отвечает:

– Охотник!

Расставание

Целые сутки ничего не происходит. Люди спят, пялятся в окна, играют в карты, пьют, переговариваются. Мы почти не разговариваем, каждый погружен в свои мысли. Проходит жаркая и душная ночь. Поездные ночи редко бывают холодными, почти всегда покрывало и простыня на утро влажные от пота. За окном встает красное солнце, небо окрашивается в цвета голландского сыра.

Я думаю о родителях. Как они там? Волнуются или нет. Отец доверяет мне, давно уже не удивляется отлучкам на неделю-две, а вот глаза мамы каждый раз наполняются слезами, когда я возникаю на пороге. А теперь я для них опасен, опасен…

Опасен.

Всю ночь на меня накатывает незнакомое доселе чувство. То гнев, то злость, то страх – карусель эмоций сменяет друг друга с быстротой спиц в крутящемся велосипедном колесе. Я держусь, чтобы не перекинуться и отгоняю от себя мысли о черном перевертне…

На нижней полке ворочается Вячеслав. Ему тоже не спится, но пока свет не включают, и он не хочет своими перемещениями будить пассажиров.

Тетя Маша лежит с закрытыми глазами, но под морщинистой кожей век виднеются скользящие глазные яблоки. Александр же отвернулся к стене и не разобрать – или спит, или притворяется. Грозный протез стоит под лежанкой, голяшка культи высовывается из-под тренировочных брюк. Другая нога светится желтой пяткой, слегка выступает за лежанку.

Поезд уносит нас всё дальше, убаюкивает своим ритмичным стуком и радует картинами за окном. То деревушки, то крыши пятиэтажных домов высовываются наружу, как любопытные соседки. Глянут и тут же прячутся. Зелень лесов меняется черными вспаханными полями, или обширными лугами. Иногда выныривают голубые жилы рек и светлые пятна озер.

– Не спишь? – снизу показывается голова Вячеслава.

– Нет, выспался уже, – бурчу я в ответ.

– Пойдем тогда, поболтаем? – Вячеслав садится на лежанке.

Я аккуратно спускаюсь, ставлю одну ногу на шаткий столик и думаю – как будет забавно, если я рухну на спящую охотницу. Интересно – смогу ли я прожить те несколько мгновений, прежде чем коснусь пола. Однако всё обошлось, и мы на цыпочках проходим до тамбура.

Когда проходим мимо вчерашних забияк, то я обращаю