Поскольку Грэм, судя по всему, пришел не для того, чтобы обсуждать измены ее мужа, Сью говорила с ним именно об этом. Поскольку он не настаивал на своем в пылу «давай немедленно, или забудем об этом», она по аналогии рассказывала о своих нечастых романах; о том, как сложно завести любую связь в сельской местности и скрыть ее от окружающих; о своих городских страхах, связанных с буколической местью, вилами, комбайнами и силосными башнями. На мгновение, когда второй кувшин вина был опустошен и они ждали кофе, голос Сью зазвучал сурово:

– Знаешь, как я называю манеру Джека? Синдром Стенли Спенсера[52]. Знаешь, что это?

Грэм качнул головой: не знаю.

– Оттого что я его вторая жена, это даже уместнее. – Она прикурила сигарету. – Когда Стенли Спенсер женился второй раз – знаешь, что произошло в брачную ночь?

– Нет.

– Он послал свою новую жену в свадебное путешествие – как, знаешь, посылают багаж вперед себя, – отправился домой и трахнул свою первую жену.

– Но…

– Нет-нет, погоди. Не это. Потом он отправился следом за второй женой, усадил ее на пляже и объяснил, что у художника есть особые сексуальные потребности и он намерен иметь двух жен. Этого требовало его искусство, а искусство всегда на первом месте. Бесчувственный мерзкий карлик, – добавила она, как будто Спенсер был собутыльником ее мужа. – Это то, чем занят Джек, до некоторой степени. Ему хватает ума так не формулировать, но в глубине души именно в это он и верит. Иногда дома я стою перед полкой его книг и думаю: интересно, сколько трахов вошло вот в этот том?

– Ну, знаешь, как говорил Бальзак: «Вот и еще роман псу под хвост»[53]. – Грэм чувствовал себя не в своей тарелке; он не мог с уверенностью сказать, подбодрил он собеседницу или наоборот.

– А потом я снова смотрю на книги и думаю, что Джек трахается направо и налево все эти годы – да пожалуйста, после первого шока я не то чтобы против, я, в конце концов, и сама не святая, но что я действительно не могу терпеть, когда вижу эти десять романов на полке, за что не могу его простить – это что они могли бы быть и получше. Иногда мне хочется ему сказать: слушай, Джек, забудь про книги, ну просто забудь. Они так себе. Брось их и сосредоточься на сексе. У тебя это лучше получается.

Грэм подумал о вырванных кусках из «Ярости, ярости», «Погашенного костра» и «Из тьмы». И начал то, к чему тщательнейшим образом готовился.

– Сью, я надеюсь, ты меня правильно поймешь. Я думал, что это хорошая мысль, ну… – он немного запнулся, намеренно, – пообедать с тобой, повидаться, потому что мы как-то мало общались в последнее время, а я всегда думал, что мало с тобой вижусь. Я не хочу, чтобы ты думала, будто я намерен поквитаться, или отомстить, или что-нибудь в этом роде. – Вид у нее был озадаченный, и он торопливо продолжил: – Ну, в смысле, все мы знали про Джека и Энн в прежние времена, тут нет ничего удивительного, да и вообще, если бы они не были, мм, любовниками, я бы, наверное, с ней и не встретился, так что в каком-то смысле я даже отчасти признателен.

Грэму казалось, что демонстрация смущенной честности продвигается совсем неплохо; то, что предстояло, было сложнее.

– Но я был потрясен, должен признать, когда обнаружил, что их роман так и не прекратился. Это меня, прямо сказать, встряхнуло. Я обнаружил это всего с полгода назад. Тут не только в Энн дело, мне показалось, что это какое-то предательство, ну, знаешь, во мне забродили все эти якобы устаревшие чувства. Я некоторое время злился на Джека, но, наверное, он как-то помог мне понять, что Энн… нужно нечто большее. Наверное, если бы я позвонил тебе тогда, у тебя были бы основания сомневаться в моих намерениях. Но эта проблема в прошлом, я вполне с ней смирился, и потом, когда я подумал, как было бы хорошо снова с тобой повидаться, я рассмотрел свои намерения, и, когда стало ясно, что они вполне благопристойны, я тебе позвонил. Ну и… вот мы здесь, что тут еще скажешь.

Грэм уставился на пустую кофейную чашку, стоявшую на столе. Осторожная и вялая концовка его вполне удовлетворила. Продвижение двух тезисов одновременно оказалось правильной мыслью. Он стал размышлять, не пора ли уже поднять глаза, и тут Сью сжала его руку своей. Он оторвал взгляд от чашки и наткнулся на широкую улыбку.

– Что еще скажешь.

Она осталась довольна его застенчивостью и снова ободряюще улыбнулась, не переставая думать: сволочь, сволочь, сволочь ты, Джек Лаптон, ну натуральный Стенли Спенсер. Как она сама не догадалась? Джек никогда не отпускал своих прежних подружек по-настоящему. Может быть, он считал, что, если их не трахать, они не будут покупать его книги. Но она подавила свои чувства: нельзя показать Грэму, что она расстроена, что она понятия не имела, что на этот раз вечером в пятницу понадобится существенно больше, чем несколько притворных улыбок, дабы ее утихомирить. Не делай все хуже, чем есть, детка, не ерепенься, с этим надо обращаться аккуратно.

– Может быть, надо было тебе сказать, – продолжила она, – но, знаешь, я всегда следую онкологическому правилу. Если они не спрашивают, ты не говоришь; а если спрашивают, но в глубине души хотят услышать «нет», ты так и говоришь – «нет». Жалко, что тебе пришлось узнать об этом из третьих рук, Грэм.

Он вяло улыбнулся, думая о своем обмане. Она улыбнулась сочувственно, думая о своем; ей казалось, что трахнуть Грэма в отместку будет делом вполне оздоровительным.

– Надеюсь, ты не будешь считать меня старомодным, – сказал он, не выходя из роли, – но у меня, вообще-то, через час занятие в университете. Мы можем… можем встретиться снова, скажем, на следующей неделе?

Его застенчивость показалась ей очаровательной. Никаких отвратительных мужских фразочек типа «Не занимай середину дня» или «Я сейчас холостяк». Она перегнулась через стол и поцеловала его в губы. Он, казалось, удивился.

– Вот в чем преимущество столика для прелюбодеев, – весело заметила она.

Ей было приятно, что за обедом он не пытался ее пощупать или что-нибудь в этом роде. Она надеялась, что у этой пассивности есть предел. Но разнообразие было приятным. Джек-то на этой стадии был бы уже под столом, раздражая внутреннюю поверхность