— Любопытно, — проговорила сестра Урсула, — как этот костюм проходит через всё дело. Это просто жуткий юмор, или убийцу заставляет использовать его некое психологическое принуждение?

— Не знаю. В случае Картера это могло бы быть шуткой. Но он теперь вне подозрений. В случае Вероники Фоулкс это имело бы психологическое объяснение; но разве женщина способна это проделать? Кстати, как сказал бы Уимпол, вы с умом потрудились в “Элитном”, сестра.

— Я подумала, что маскировка, использованная однажды, может превратиться в привычку. А теперь этот взломщик… вы думаете, убийца обыскивал комнату Рансибла?

— Он добрался туда раньше всех, — печально сказал Маршалл. — Постарался изо всех сил уничтожить все свидетельства, кем был Рансибл. Но, кстати, помог мне. Как я уже говорил, он зашёл слишком далеко. Он снял со стены фотографию. Позже я узнал от фаната Уоринга, что никакой тайны в этой фотографии не было. Это было фото Фаулера Фоулкса с автографом, естественное сокровище для любого поклонника фантастики. Если бы фотография осталась висеть на своём месте, я бы и не взглянул на неё. Но она пропала; а пропасть она могла только потому, что убийца счёл её не частью фанатского собрания, а фрагментом уничтожаемых им улик. Тем самым, улики эти касались Фаулера Фоулкса.

— Отлично! — восхищённо промолвила сестра Урсула. — Лейтенант, зачем вам тратить время, представляя на мой суд столь выдающуюся работу?

— Главным образом, потому, — признался Маршалл, — что сейчас она выходит гораздо лучше. В моём мозгу, когда я начинал, всё было совсем не так ясно и логично. Итак. Каким же образом эти улики касались Фаулера Фоулкса? У меня возникли подозрения, и я изучил биографию Фоулкса в “Кто есть кто”. И ведь это всё время было у нас перед глазами! Хилари представлял себя в глазах общественности Сыном Фаулера Фоулкса с большой буквы. Мы знаем, что он родился во втором браке, но автоматически считаем первый брак бездетным. Полагаю, это происходит потому, что Хилари создаёт такую трогательную картину взаимоотношений с отцом, что можно представить, как Фаулер Фоулкс, показавшись из лона Авраамова, провозглашает: “Се есть единственный сын мой возлюбленный, в котором моё благоволение”[82]. Простите за святотатство.

— Святотатство, полагаю, совершает Хилари. Он превращает своего отца в Бога, после чего вполне естественно считать себя Сыном Божиим. Но проблема, вы имеете в виду, в слове “единственный”?

— Именно. Был ребёнок от первого брака. Роджер О'Доннелл Фоулкс, ныне покойный. Я проверил в автобиографии Фаулера Фоулкса. Роджер родился в 1894 году. Он часто и с нежностью упоминается в книге, даже после второго брака и рождения Хилари, до самого 1914 года. Дальше о нём ни слова, кроме одной фразы о Первой мировой войне как “той великой борьбе за человечность, которой я с радостью посвятил своё время, себя самого и даже жизнь собственного сына”. Воспоминания Уимпола не слишком полезны. Он носится, само собой, с Хилари в силу его женитьбы на дочери этого Босуэлла, но едва упоминает Роджера. Есть одно загадочное упоминание “той глубокой печали в жизни Фаулера, которую и смерть не исцелила”. И к чему всё это нас ведёт?

— Отца и сына разлучила серьёзная ссора, заставившая сына найти гибель на поле боя.

— И что может вызвать такую ссору в двадцать лет? Можно ли представить себе что-нибудь более вероятное, чем непродуманный брак, после которого достопочтенная Патриция Сент-Джон в качестве мачехи, несомненно, высказывает своё мнение о непригодности девушки? Стандартный случай. Вне всякого сомнения, отрезанный ломоть и всё такое. И вот он отправляется добровольцем в союзные война, дабы найти смерть или славу на поле брани, мчась на своём метафорическом белом скакуне, не дожидаясь открытия, что его бедная жена беременна.

Сестра Урсула кивнула.

— То есть вы думаете, что ваш Рансибл — сын от непродуманного брака Роджера Фоулкса?

— Я в этом уверен. Я рассуждал так: он может солгать призывной комиссии о своём имени. Но только профессиональный мошенник выдумает ложное место и дату рождения. Девять шансов из десяти, что они верны. Итак, я проверил в наших городских записях 5 августа 1915 года. Никакого Рансибла. Но есть Уильям Фаулер Фоулкс, восемь фунтов десять унций, отец Роджер О'Доннелл Фоулкс, мать Элинор Рансибл Фоулкс. Легко понять, что произошло дальше. Давление со стороны семьи, чтобы она отказалась от своих претензий и вернула себе девичью фамилию в обмен на единовременную выплату. Вы знаете фамильную гордость Хилари. Посмотрите, как он заботится даже о той кузине из Англии. А Фоулкс, работающий продавцом… Это догадки, но, думаю, нет особых сомнений, что Рансибл мягко нажимал на Хилари. Давление не могло быть жёстким, потому что у него не было прав на наследство, которого лишили его отца. Просто своего рода моральное увещевание и призыв к фамильной гордости. И вот здесь появляется Тарбелл.

— Но как?

Маршалл достал телеграмму из Чикаго и протянул монахине. Сестра Урсула прочла:

ПРИНОСИМ ИЗВИНЕНИЯ ЗАДЕРЖКУ ПРЕДПОЛАГАЕМЫЕ ОТПЕЧАТКИ ТАРБЕЛЛА СООТВЕТСТВУЮТ ГЕРМАНУ ДЖАРРЕТТУ ПОДОЗРЕВАЕМОМУ ВЫМОГАТЕЛЬСТВЕ ДЕЛЕ ВЕЙРИНГХАУЗЕНА ОСВОБОЖДЕН НЕДОСТАТКУ УЛИК ИЮНЬ 1939

— Помните дело Вейрингхаузена? — спросил он.

— Одно из дел с пропавшими наследниками, не так ли? Наследство в виде мясоперерабатывающей компании, сын, считающийся утонувшим в море много лет назад, и претендент, утверждающий, что он — этот сын. Дело Тичборна[83] повторяется.

— Верно. А этот Джарретт стоял за спиной претендента. Что, по-видимому, указывает, что он специализировался на поиске наследников. В том деле мошенничество доказать не удалось, и сомневаюсь, что оно было здесь. Слишком мелкая для этого была бы пожива. Но у Тарбелла-Джаррета дела шли не так уж хорошо, судя по месту его проживания, и он, без сомнения, решил сунуть нос и в это дело. Записка, подписанная Дж. Т., найденная мной в комнате Рансибла, подтверждает это. Она гласит: “Х говорит может быть. Надейся, парень”. Или, возможно, после Х. должна стоять точка. Это указывает на то, что Хилари покусывали, а также, что они были способны представить некие материалы. Какие у них были доказательства, сказать сложно. Большая их часть, должно быть, уже уничтожена. Но мы знаем, что у Рансибла были бабушкины чётки, которые Тарбелл использовал как доказательство, он имел заметное внешнее сходство с Хилари и, собственно, старым Фаулером, и выполнял трюк с рукой.

— Бог мой, что это?

Маршалл объяснил и показал рисунок Уоринга.

— Уимпол упоминает его в воспоминаниях; это был, по-видимому, подходящий для догматичной и доминирующей личности Фаулера Фоулкса салонный фокус.