Заставляет чувствовать себя живой, настоящей, ценной.

Я хочу к нему. Хочу просто побыть рядом с ним маленькой, нежной девочкой, которой нужна защита.

Да, да, я тридцатисемилетняя мать двоих детей хочу быть маленькой, хочу, чтобы он меня оградил от всего мира, спрятал за пазухой, прижал к груди. Любил.

— Мам, ну, пожалуйста! Поедем в Питер!

А почему бы и нет?

— Я подумаю.

Сегодня среда. Можно взять и рвануть, например в субботу. Завтра у меня съемка, потом перерыв — неделя, материал могу подготовить удалённо.

Я не скажу Арсению о том, что я еду. Я ничего ему не буду говорить. Я не буду с ним встречаться.

Я просто хочу дышать с ним одним воздухом. Знать, что мы в одном городе, может, совсем рядом. Нас не разделяет пропасть в шестьсот с лишним километров.

Я поеду в Питер. Поеду.

Следующее утро яркое, солнечное. Этот август в столице всё еще жаркий, хороший. Москвичи изголодались по тёплому лету, хотя недовольных как обычно много. Это те, кому приходится париться в офисах, чьи коллеги яростно протестуют против кондиционеров и сквозняков.

Как же хорошо, что мне не нужно пахать в таком вот «опен спейсе», где все как на ладони, все слишком близко, и конфликты неизбежны!

Я стою перед камерой, проговаривает с Ольгой то, что я должна сказать.

Киваю. На мне элегантное платье цвета травы, идеально сидит. Платье моё, на этом проекте никто никаких нарядов экспертам не выдаёт — не положено. И даже гримёра нет. Благо, я умею наносить макияж и даже купила специальные салфетки от блеска на лице по совету ребят операторов.

Сегодня у нас интересная тема. Я рассказываю коротко историю Сухаревой башни. Её давно уже нет — снесли в тридцать четвёртом. Легенд о ней ходило не мало. В начале восемнадцатого века, еще при жизни Петра первого в Сухаревой башне располагалась Школа математических и навигацких наук, руководителем её был сподвижник Петра Яков Брюс.

— Якова в народе считали чернокнижником и магом, поговаривали, что есть у Брюса некая «черная книга», в которой записаны его колдовские премудрости.

— Стоп. — Ольга командует записью, её что-то не устраивает, но я не нервничаю, знаю, что это нормально и с одного дубля снять мой текст получается редко. — Еще раз, давай, Милаш, с того же места.

— Якова считали чернокнижником и магом. В тридцать четвертом, когда было принято решение снести Сухареву башню, её не стали взрывать, разбирали по кирпичикам. Сам Лазарь Каганович приезжал сюда, и москвичи считали, что всемогущий, в то время первый секретарь Московского городского комитета ВКП(б) ищет спрятанные в башне клады, а главное ту самую «черную книгу».

Заканчиваю реплику, смотрю на Олю, с которой я по формату веду беседу, чувствую, как горит левая щека. Чей-то пронзительный взгляд.

— Стоп, это сняли. Милана, спасибо, сегодня свободна.

Поворачиваю голову и иду. Иду к нему.

Иду, чтобы просто прижаться, почувствовать его руки на своём теле.

И плевать на то, что это неправильно.

Правильно.

— Ты очень красивая. Прекрасно смотришься на экране, я тебя уже видел.

— Я скучала, Арс. Я так скучала.

— Моя девочка. Я тоже. Я тоже…

Глава 31

— Мила, нужно снять микрофон. — Ольга с интересом оглядывает Арсения.

Выглядит он, конечно — слов нет, одни буквы. На миллион долларов. Больше. Шикарный светлый льняной костюм, не мятый. Шикарные же туфли. Такого хоть сейчас на обложку журнала.

И я… Нет, я сегодня тоже выгляжу очень даже — я же на съемках, подготовилась.

Платье-рубашка ярко-зеленого цвета, модного уже второй или третий сезон подряд, туфли на каблуке. Туфли, правда, чисто в кадр, так у меня с собой кроссовки белые.

— Извини, я сейчас освобожусь, у тебя есть пять минут? — спрашиваю не думая.

— У меня для тебя есть больше, я подожду.

Звукооператор подходит. И Ольга с ним. Микрофон закреплен на воротничке, почти у ложбинки груди, а база сзади на поясе, шнур протянут внутри платья. Кто работает в кино или на телевидении давно не обращают внимания на такие приколы, а сейчас я вижу темнеющий взгляд Арса, когда наш сотрудник трогает меня, чтобы достать свои приблуды.

Он ревнует? Ему не нравится? Ох… краснею…

— Маш, у нас завтра еще съемка, район Сокол, потом перерыв дней семь точно, ты спрашивала. — спокойно говорит подруга.

— Да, спасибо. — я тоже отвечаю спокойно, хотя внутри всё бушует. — Дети просят в Питер их свозить, я уже была, они в этом году нет.

— Вези, если хочешь я еще там выкрою тебе пару дней.

— Обсудим позже.

— Угу, мужик шикарный.

— Не спрашивай, потом расскажу.

С Ольгой мы, конечно, подруги, но про Арса я даже ей не говорила. Вообще никому, кроме Жени питерской пока не говорила. Зачем?

Сейчас только до меня доходит — он приехал! Мы встретились! Мы… обнимались у всех на виду. Обнимались!

Что я делаю…

Я не должна.

Я просто от неожиданности, и…

Господи, что я творю? И ведь я пойду с ним сейчас! Куда скажет пойду…

— Давай, пока-пока.

— Пока.

— Ребят, всем пока, всем спасибо! До встречи!

Парни — оператор, звукарь, ассистент машут, прощаясь.

Беру свою сумку и пакет с кроссами, подхожу к Арсению.

Дрожу внутренне.

По-хорошему мне нужно ему сказать — извините, господин Северов, но нам с вами не стоит встречаться и общаться.

Нужно сказать так.

Но разве мы, женщины, делаем то, что нам нужно?

— Ну, привет, — он улыбается, а глаза серьёзные, изучает, сканирует.

Чувствую, как по венам начинает стремительно нестись какая-то ядерная смесь гормонов, дофамин, серотонин, всё вместе.