Шрифт:
Закладка:
Перед тем, как озвучить Гиви свое согласие, я все же, больше для себя, решил спросить у него прямо — как так получилось, что он ничтоже сумняшеся уводит у своего коллеги воспитанника. Ну не принято так в тренерской среде, и если они друг друга братьями называют, то уж тем более. Но пока тренер был занят, я помалкивал.
Ждать пришлось недолго. Он несколько минут что-то тщательно выводил на желтоватой бумаге, потом сложил документ и сунул в конверт.
— Любишь марки клеить? На, приклей, — хмыкнул он, передавая мне конверт.
От марок мне, разумеется, было ни холодно ни жарко, но конверт из его рук я всё же принял. Отоварил марками и вернул. Гиви тем временем достал пепельницу и, встав из-за стола, пошел курить к окну. Это сейчас спортсмен не должен ни пить, ни курить, а в то время многие даже и именитые спортсмены смолили как пароходы, подчас по две пачки в день.
Кстати, я невольно взглянул на адресата, вписанного аккуратной рукой тренера: Москва, спортивное общество «Динамо».
— Корешки твои тоже на смотрины поедут в Москву, — Гиви зажег спичку и запыхтел сигаретой без фильтра.
Дым потянулся в открытое окно.
— Это какие? — уточнил я.
— Лев, Николай… — Гиви закашлялся, подавившись дымом. — Конверт, на который ты сейчас марки клеил, через неделю уже будет в Москве, и вам, ребята, придет официальное приглашение от «Динамо».
Я промолчал, а Нариманидзе посмотрел на меня с прищуром.
— А ты во всем такой…. Необычный, скажем так?
— Да обычный, вроде, — я положил конверт на стол, поверх остальных каких-то бумаг.
— Может, действительно ты просто в боксе не так давно? Вон, Лева и Коля до потолка прыгали, когда узнали, что их «Динамо» зовёт, а ты даже бровью не повел, — вежливо недоумевал тренер. — И еще тренер за Шапалева просил.
— Ну, обещать — не значит жениться, после смотрин, как вы это называете, и буду радоваться или грустить. Гиви Амиранович, а вы, выходит, решили, что я уже согласен, раз письмецо уже в конверте?
Я чувствовал, как в душе подспудно нарастает напряжение.
— Не согласен? — Гиви поднял бровь и сделал глубокую затяжку.
— Я-то, может, и согласен, просто непонятно.
— Говори, — поторопил меня Нариманидзе, хотя я его разрешения и не спрашивал.
Видно, решил, что разговор назревает очень уж недетский. Что ж, может, такие тонкости и не каждого интересуют.
— Неужели кроме меня тренер отпускает ещё Леву и Колю? Нехорошо как-то для него получается, — произнёс, наконец, я.
Гиви докурил, потушил сигарету и вернулся за стол. Задумался крепко над ответом, пока думал, конверт забрал и сунул за пазуху.
— Тут видишь ли, какое дело, — все же решил объясниться он. — У тренера твоего нет разрешения на работу с ребятами старшей возрастной группы, в которой вы все очень скоро откажетесь. И если вы у него останетесь… то даже на районные созревания никто из вас уже не поедет. Ты разве не знал?
Я покачал головой. Может, поэтому Григорий Семенович и не стал спорить, когда я попросился к нему, хотя для него это были только лишние хлопоты? Знал, что всё это очень уж временно. Нариманидзе снова пошел на перекур — его эта тема тоже задела, видно.
— Я знаю одно, что у нашего тренера очень неплохая методика работы. Вот хоть на меня посмотрите, всего несколько дней, как боксом занимаюсь, а уже на равных с вашими ребятами боксирую.
— Так-то оно так, — не стал спорить Гиви, скривил губы и выдал целое философское утверждение: — Только наша Федерация и самолично ее глава такой подход не оценили. Бокс, Миша, это, во многом, запреты, бюрократия — и очень мало в нем, собственно, самого бокса.
Было видно, что, говоря эти слова, Нариманидзе будто копается в незажившей ране. Эх, знал бы Гиви Амиранович, сколько будет запретов всего через пару десятилетий и в какую петрушку превратят бокс все эти федерации! Кстати, главу федерации теперешнего я когда-то в будущем хорошо знал и, было время, даже получал из его рук различные грамоты.
— Не думал, что товарищ Попович против инноваций, — задумчиво протянул я.
Больно уж легко соскочила с языка фамилия главы федерации бокса СССР, как нечто само собой разумеющееся, так что Нариманидзе посмотрел на меня, не скрывая удивления. Не мог Гиви никак понять, откуда мальчишка, никогда боксом не занимавшийся, вдруг знает фамилию главы федерации.
— Ну… — наконец, произнёс тренер, явно чувствовавший необходимость что-то ответить. — Не знаю, конечно, откуда товарищам чиновникам это известно, если они не смотрели, но, вроде как, подобные, хм… тренировки показывают в буржуазных гнилых фильмах про Брюса Ли!
Я промолчал. Вопрос, кстати, Гиви поставил правильный. Если такого рода фильмы были запрещены, откуда же тогда о них узнали в федерации? Вывод напрашивался — не в фильмах дело, а просто-напросто наш тренер рожей не вышел или занял чье-то место. Обычно, когда так происходит, основание для начала проблем может быть какое угодно, даже неправильно завязанные шнурки. Гиви эту мысль косвенно подтвердил.
— Григорий ведь должен был пацанов в сборную готовить, к Олимпиаде московской…
— К Олимпиаде? — я удивился, потому что помнил, что ребят, того же Сабирова, кстати, вел Артем Саныч Лавров.
Но Гиви заверил, что в задачи моего тренера входило искать талантливую молодежь и рекомендовать ребят тренерскому штабу сборной. Может, и не на слуху такой человек, а задача у него очень важная.
— В общем, методики не все оценили, хотя ребята начали давать результаты. Посмотри на Кольку, не боксер, а загляденье, — хмыкнул Нариманидзе. — Ну, сегодня пропускал, ну и что, школа-то видна. Да и ты сам, как он твой потенциал разглядел… уметь, в общем, надо. Ну а мое дело — маленькое, ребят в «Динамо» привести, чтобы они себя уже на соревнованиях показывали.
Я задумчиво покивал, а Нариманидзе с хлопком ладони по конверту поднялся, давая понять, что разговор закончен.
— Ну так что, Михаил, яснее стало? Письмо отправляем?
— Отправляем, конечно, — подтвердил я.
— Вот и хорошо, с пацанами приедете в Москву, вас встретят, ну а дальше все зависит от вас самих, — резюмировал Нариманидзе.
Через час мы уже ехали обратно в лагерь. В автобусе, конечно, разместились кучно, и я видел, что тренер всю дорогу был
