— Вам ли не знать, что красота — понятие относительное. Уверена, с их точки зрения мы тоже уроды из уродов.

Обратив внимание, что они разговаривают только вдвоём, Владычица ночи обернулась. Непроходящая апатия на лицах мужчин и девушки, которые неверной походкой плелись позади, вызвала у неё тревогу.

— Что это с ними? — тихо спросила она, взяв Даджи под руку.

— Думаю, сказывается пережитое потрясение, — последовал хладнокровный ответ, и демон-лис с успокоительным видом похлопал её по руке. — Они же люди. Не беспокойтесь, рано или поздно это пройдёт.

* * *

Как только люди и демоны скрылись из виду, иколы зашевелились. Сначала задёргались конечности, причём совершенно синхронно, затем они разом выбросили правую руку вверх, а левую согнули в локте.

Когда большая часть иколов выбралась на поверхность, их тела завибрировали, будто они лежали на отбойных молотках. После сеанса вибрационной встряски, сопровождающейся перемещением по поверхности, наступил период покоя. Иколы замерли, раскинув руки и ноги, причём так чтобы они касались рук и ног соседей. В местах, где образованные ими извилистые цепочки имели прорехи, неведомая сила вытолкнула наверх трупы животных и людей.

Стоило иколам учуять вожделенный запах, и они всей толпой бросились к еде. Рыча и отталкивая друг друга, они рвали когтями полуразложившиеся куски мяса и жадно вгрызались в него зубами.

Когда голод был утолён, началось совокупление. Самцы по очереди оплодотворяли самок и, выдохшись, возвращались на своё место в цепочке.

Свист на грани слышимости прекратил сексуальный разгул. Хаос, вызванный восполнением пострадавшей популяции, уступил место рабочей дисциплине и порядку.

Иколы дружно встали на четвереньки и, образовав единую цепочку, заключили поляну в кольцо, а затем по тугой спирали начали продвигаться к её центру, то и дело запуская руки в рыхлую землю. Около стелы, поднявшейся в центре поляны, они один за другим уходили под землю. Как такового хода не было, они погружались в землю, как ныряльщики уходят под воду.

С исчезновением последнего икола поляна обрела прежний вид. На ней вновь росла сочная зелёная трава, цвели чудесные синие цветы и мирно журчал родник с хрустально-чистой водой, льющейся в большую каменную чашу; на её краю стояли несколько нарядных глиняных кружек.

Ловушка снова цвела и пахла и жертвы не заставили себя ждать. Первой на поляну вышла женщина, находящаяся на излёте молодости, а за ней совсем ещё зелёный юнец. Сначала они попили воды у родника, не забыв прикарманить кружки, а затем затеяли игру в догонялки, которая кончилась тем, что парочка со смехом повалились на траву.

На этот раз золотое сияние было настолько слабым, что со стороны его никто не увидел.

____________________

[1] Именно на кошек писатели и кинематографисты обычно списывают подозрительные шумы. Ну а то что при этом мурлыки гремят как слоны в посудной лавке, чихают, кашляют, что-то бормочут и порой ругаются как сапожник, творческий люд нисколько не смущает.)

ГЛАВА 15. Когда на кон поставлены любовь, дружба и жизнь ​

Появление демона-лиса было для Миреллы полной неожиданностью; впрочем, демоница в образе Тессы Таден произвела на неё не меньшее впечатление. Она резко натянула поводья, и белый породистый конь взвился на дыбы.

Зрелище того, как североводская княгиня укрощает взбунтовавшегося жеребца, было не просто завораживающим, оно прямо-таки просилось на полотно художника. Об этом же говорило восхищение, написанное на лицах её воинства. Позабыв о том, что должны защищать свою госпожу, стражники, открыв рты, смотрели на прекрасную рыжеволосую девушку, которая с полным самообладанием продолжала держаться в седле, несмотря на дикие прыжки взбесившегося животного.

«Да-а! Мирелла умеет себя подать, — одобрительно подумал Даджи. — Жаль, что до изобретения кинематографа ещё далеко, а то быть бы ей великой актрисой». Он прислушался к себе и в удивлении покачал головой. Прошло больше сотни лет с их последней встречи, поэтому ему казалось, что он больше ничего не испытывает к той распутной девчонке, что танцевала перед ним на дороге, а затем спустя сорок лет имела наглость вернуться, чтобы просить его об услуге, хотя любая другая на её месте никогда бы не осмелилась на такой дерзкий поступок.

К досаде демона-лиса, своенравная ведьма по-прежнему была ему не безразлична. Вдобавок его интриговал отпечаток властной силы, читаемый на её лице. Но куда сильней его привлекало то, что было сокрыто от чужих глаз, но не от него. «О! эта порочность, дошедшая до крайности, и в то же время неуверенность в себе и непроходящая грусть. Какое занятное сочетание! Моя дорогая ведьма, да ты по-прежнему полна сюрпризов. Вынужден признать, что с годами ты становишься лишь лучше. В этом ты похожа на вино, чем больше ему лет, тем изысканней и богаче его вкус», — усмехнулся он.

Даджи исчез и спустя мгновение возник рядом с беснующимся жеребцом. Стоило ему взять его под уздцы, и конь замер, дрожа всем телом, затем его передние ноги подломились, и он рухнул на колени.

— Слазь! — велел он.

Вздохнув, Мирелла выбралась из седла. Подойдя к демону-лису, она тоже опустилась на колени.

— Мой господин, мне нет прощения. Ваша недостойная служанка посмела украсть вашу вещь и потому заслуживает самой суровой смерти… — она грустно улыбнулась. — Можете пытать меня и рвать на куски, я не буду сопротивляться. Чем так жить, лучше умереть. Вдруг в следующей жизни мне повезёт? В конце концов, мне нужно так немного, всего-то толику обыкновенного человеческого счастья.

— Встань! И подними голову, я хочу видеть твои глаза, — распорядился Даджи и, склонившись, заглянул ей в лицо. — Ты и толика обыкновенного человеческого счастья? Надо же, какое смирение! Кто бы мог подумать, что однажды я услышу такое от тебя. Но что-то мне не верится, что ты готова отказаться от того, что приносят власть и богатство.

Мирелла грустно улыбнулась.

— Зачем мне они, если каждое утро я открываю глаза и со страхом смотрю на себя в зеркало. Вдруг моя молодость и красота исчезли, и я снова осталась ни с чем? Тогда чего ради я шла по трупам? Власть и богатство хороши, когда владеешь ими на законных основаниях. А для таких воров, как я, они обуза. Да и зачем мне власть и богатство, когда рядом нет ни одной родной души?

— Ну а как же твоя дочь от лавочника? — спросил Даджи.

— Катейя? — встрепенулась Мирелла. — Так вы её видели? Как она?

— Почему ты оставила её отцу, а не взяла к себе? — уклонился он от ответа.

— Катейя