Шрифт:
Закладка:
…Кровь медленно текла у него изо рта. На полу валялся револьвер. На столе телеграмма об отчислении, и на ней листок — предсмертная записка генерала: „В смерти моей обвиняю генерала… и окружающую его свору“. Добавлю еще, что впоследствии выяснилось: один из этой группы людей был красный. С этой запиской полковник Докукин немедленно выехал в штаб армии».
* * *Приблизительно в полдень по всем частям марковцев распространилась новость: приехал генерал Манштейн{117} принимать дивизию. Все оживились, спадало беспокойство, росла уверенность. Марковцы не знали лично генерала Манштейна, но о нем много слышали, и не только как о «безруком черте», как его называли, но и как о помощнике начальника славной Дроздовской дивизии.
Едва генерал пришел в штаб, туда по вызову спешили все старшие начальники частей. К делу было приступлено немедленно. Генерал Манштейн прежде всего заявил, что он назначен временно командующим дивизией вместо генерала Пешни, принявшего Корниловскую дивизию, так как ее начальник ранен. Затем он осветил обстановку на фронте. Сегодня, 15 октября, армии красных на всех участках перешли в решительное наступление. 2-й армейский корпус оттягивается к Перекопу и будет защищать его. Ударная группа, к которой подходит Корниловская дивизия, должна не дать 1-й Конной армии противника отрезать Русскую Армию от Крыма. 3-й армейский корпус еще удерживает свои позиции, но конный корпус красных ведет наступление вдоль Азовского моря на Мелитополь.
Марковской дивизии дана задача сдерживать наступление 2-й конной армии противника и не дать ей возможность быстро продвинуться на юг и охватить фланг и тыл ударной группы генерала Кутепова. Дивизии придется иметь дело на первое время по крайней мере с двумя кавалерийскими и одной стрелковой дивизиями красных. Наступление их нужно ожидать с часу на час.
Расспросив о расположении частей и о выставленном охранении, генерал Манштейн приказал занять более тесное расположение; штабам быть ближе к штабу дивизии; обозам и батареям быть ближе к выходу из села на деревню Пескошино; Конному дивизиону усилить разведку и наблюдать в западном направлении. Затем он расспросил о численности полков и степени их надежности. В ротах 1-го и 2-го полков по 50–70 штыков; 3-го — до ста. Сомнение в благонадежности высказал лишь командир 3-го полка, и то только относительно последнего пополнения. «Сколько его?» — «До 400 человек». Без колебания генерал Манштейн приказал отправить его в тыл в запасной батальон.
Затем он перешел к теме ведения боя. Он говорил коротко, сжато, ясно. Дивизия примет бой на возвышенности к югу от села, в строю — каре: передний фас — 2-й полк, правый — 3-й, левый — 1-й; в тылу — Конный дивизион. Полки, батальоны, роты, команды в руках своих командиров. Спокойствие, выдержка. При отбитии кавалерии — роты в густых цепях и даже в двухшереножном строю. Пулеметные команды не должны дробиться, их место в интервалах пехотных частей; они — летучие резервы. В бою — короткие решительные удары. Не увлекаться местным успехом без оценки общего положения. Сказав: «Мой заместитель генерал Гравицкий{118}», генерал Манштейн отпустил начальников.
Всего около часа с небольшим ушло на это совещание. Начальники расходились с чувством — все ясно. Придя в свои части, они приступили к делу. И уже по тому, как передавались распоряжения, все марковцы почувствовали: теперь мы — сила. Все беспокойство отпало. В записной книжке одного из них в этот день было внесено: «У меня настроение праздничное». Дивизия переродилась в короткое время: к 15 часам молодой генерал чудесно превратил ее в боевой организм высокого духа; он, дух ее отдельных закаленных в испытаниях чинов, вдохнул в дивизию в целом.
О генерале Манштейне начальник штаба дивизии, полковник Битенбиндер записал так: «Тяжелый инвалид, левая рука у него была отнята до плеча, он был дитя гражданской войны, но на ее полях он стал на ноги, сделал себе имя. Гражданская война для него была открытая книга, и он читал ее с закрытыми глазами. Обстановку он схватывал на лету, реагировал на нее мгновенно и, можно сказать, безошибочно. Молодой генерал, но старый боевой практик. Приехал он в Марковскую дивизию как к себе домой и быстро акклиматизировался на новом месте. Это понятно: все мы были мазаны одним миром». Счастливая случайность — день принятия дивизии генералом Манштейном прошел совершенно спокойно.
16 октября. Ночь была тоже спокойной, но ожидание утра заставило всех напрячь свои нервы. Еще вечером передавали, что красная кавалерия вошла в западную часть села. Быстро менялась погода: накануне выпавший снег растаял, вызвал грязь, но ночью похолодало снова, стал падать снег. К утру уже был настоящий мороз. Лучше мороз, чем тепло и грязь. Однако выпал туман — самое неприятное явление.
Начало светать. Верхний слой тумана все более и более белел, но внизу видимость увеличивалась слабо и едва достигала 30–50 шагов. Ничего не слышно. Туман слился с пеленой снега, и оба они скрадывали звуки. Неожиданно на восточную окраину карьером из тумана выскочили всадники, подводы, пулеметные двуколки, нагруженные людьми. Оказалось, кавалерия внезапно налетела на хутор, в котором стояла застава 3-го полка — рота в 60 штыков, 20 всадников от конной сотни и 4 пулемета, — и смяла ее. Около 25 человек из роты успели спастись на подводах и двуколках. Выскочили все пулеметы и всадники. Остальные были захвачены красными. Командир роты застрелился.
Немедленно поднята тревога. Но не успела она дойти до всех, как послышалась стрельба в охранении 1-го и 2-го полков. Полки стали быстро выходить на южные бугры, туда же мчались обоз и батареи. Что происходило перед селом, с бугров видно не было, а между тем из охранения донесли о наступлении пехоты и кавалерии. Через короткое время стрельба уже шла в самом селе, куда с востока и запада ворвалась кавалерия, захватив там часть обоза. Из-за тумана батальоны и батареи были совершенно слепы
