Душу греет только восхищенный теплый взгляд кофейных глаз Аристовой за ужином, направленный на меня.

Еще бы! Почти в одного выкопал все ее злосчастные шесть соток, а потом перетащить весь до ужаса хороший в этом году урожай в погреб. Как я не откинул копыта еще на первом мешке? Не знаю. Но владельцы дачи будут безмерно рады такому подарку. Впахивал, как для себя родного. Как будто это мне всю следующую зиму предстоит ее есть.

Еще и этот ее Сотников под ногами путался. Только и делал весь день, что выносил мозг своим нытьем и попытками завязать деловой разговор. Интересно, он правда думает, что после его притязания на мою Полину у него есть хоть какие-то шансы на повышение? Перетопчется, сосунок. Пусть радуется, что я его еще пока не уволил. Хотя после такого “халтурного дня” я всерьез об этом подумываю. Не нужны мне такие белоручки-лентяи в руководстве.

Смешно. Кто узнает, позора не оберешься. Генеральный директор многомиллиардного холдинга копает картошку в компании мелкой сошки из того же холдинга.

Любовь – зло. Любовь к Аристовой – зло в квадрате!

Лежу и таращусь в потолок. Голова тяжелая, мысли нерадостные. Больше уединение нам с Аристовой в эти дни не светит. Судя по всему, этот петух двигать отсюда своим фаберже и не собирается. А я? А я, дай бог, если завтра утром вообще смогу отлепить свое тело от кровати.

Спина адски ноет, а желания двигаться нет и в помине.

Сотников, кстати, куда-то слинял после ужина, а Полина, судя по звукам, доносящимся из кухни, убирает со стола. И подойти бы и подкатить бы, но… черт. Даже пальцами шевелить больно!

Прилагая титанические усилия, переворачиваюсь на бок. Стоит только прикрыть глаза, как пригревшись, буквально вырубаюсь. Правда, ненадолго. Не знаю, сколько прошло. Десять минут? Пятнадцать? Когда сквозь сладкую дремоту слышу протяжный женский визг:

– Анто-о-о-он!!!

И голос такой знакомый.

– Котов! – продолжает надрываться женский голос, а у меня голова тяжеленная. Будто ее к подушке кирпичами придавили. И не сразу доходит, что это надрывно орет из гостиной Аристова.

– Котов, твою бабушку! Антон! Антошка! Котик!

Та-а-ак, а вот это уже интересно. Котик?

Что там случилось-то опять? Проклятье! Полина, ты мое проклятье!

Что этой взбалмошной девчонке снова пришло в голову? Очередное испытание? Что нужно сделать на этот раз? Залезть на крышу и прокукарекать или достать луну с неба? Нет, конечно, в свои лучшие времена бурной зеленой молодости, подкатывая к девушкам, я им и звезды, и луну обещал. Но, во-первых, я из тех штанов на подтяжках вырос. Во-вторых, сейчас я просто не в состоянии это делать!

А тем временем из гостиной я уже слышу всхлип и умоляющее:

– Анотоша, ну, Анто-о-о-он!

– Че-е-ерт… – со стоном поднимаю свое заржавевшее тело и несу в гостиную. Ноги еле двигаются, словно их в кандалы заковали. Ни больше, ни меньше. Глаз умудрился со сна открыть только один.

– Полина, что ты…? – начинаю я, выруливая в гостиную. Но договорить мне не дают. – Твою…Полина… мать! – рычу от прострелившей в спине и ногах боли, когда Аристова с разбегу, с противоположного конца кухни запрыгивает мне на спину. Обхватывает своими сногсшибательными ножками за талию и, повиснув, как обезьянка, удушающе сильно сжимает шею. – Какого… что ты… у-ф-ф! – мой позвоночник точно после сегодняшнего дня высыплется в трусы.

– Там… там… – вопит девушка мне прямо в ухо и тычет трясущимся пальцем в сторону стола. Шмыгает носом и всхлипывает. – Ну, там… вон...

– Что? Что там, Полина?

– Как? Ты не видишь?! – вопит пуще прежнего моя пугливая егоза.

– Я пять минут назад сладко спал! Я тебя-то с трудом разглядел.

– Анто-о-о-н!

– Да что?! Аристова, не ори ты мне в ухо! – бурчу, ущипнув девушку за ногу.

– Там паук!!! Огромный! Гигантский паук!

– Что, прямо такой уж и огромный?

– Огромадный! Как… как… как тарантул!

Вздоха сдержать не получилось.

Женщины.

Что с них взять.

– Показывай, где твой тарантул, – двинулся в сторону умывальника, откуда эта паникерша прилетела. Но стоит сделать шаг, как Аристова, истошно завопив, задергалась. Собираясь залезть не просто мне на спину, но уже на голову! Ее цепкие пальчики впились в мою шевелюру, и пришлось перехватить ее запястье на моей шее. А то я уже натурально начинаю задыхаться. А каждое ее движение отдается адской ноющей болью в теле.

– Хватит. Тормози, – бурчу, останавливая поскакушки на моей спине.

– А если он ядовитый? А если он укусит тебя? Убей его, Анто-о-он!

– Кто ядовитый?

– Кто-кто, паук!

– Не неси чушь, – отмахиваюсь от бабской истерики и подхожу, приглядываясь, но вот хоть убейте, не вижу я тарантула! – Где?

– Здесь.

– Да где здесь-то, Полина? – начинаю злиться. Да, похоже, не я один. Мы словно на разных языках с ней разговариваем. Хотя я совершенно уверен, что утром она общалась со мной на русском. –  Где твой гигантский тарантул?

Меня сначала ущипнули за руку, а потом выдохнули возмущенно:

– Да перед твоим носом! Вот же, на столе! Разуй глаза, Котов!

На столе?

Снова бросаю взгляд на многострадальную столешницу. И хоть убейте, не пойму. Ложки, кружки, полотенце…

Так, стоп. А… да ну на?! Серьезно?

– Этот? – тычу пальцем в бедную крошку размером с рублевую монетку, перебирающую длинными лапами по ложкам. Явно спешащую по своим паучьим делам.

– Да, – сдавленно пищит мне в ухо Аристова. – Я мыла посуду, а он… а он как выпрыгнет! Как давай своими мерзкими лапами по моей посуде перебирать! А потом на полотенце и… и…

Все, прости меня, Полина, но дальше сдерживать хохот я просто не в силах. И я вполне осознаю, что у человека простая и достаточно часто встречающаяся арахнофобия. Тем более, распространенная среди женщин. Но, черт возьми, это крышесносная милота. Испуганная, как маленькая девчонка, вопящая Аристова, трясущаяся при виде существа в тысячи раз меньше,чем она сама.

Вот как тут удержаться?

– Почему ты смеешься? – дуется Поля и пыхтит мне в ухо.

За одно пауку спасибо, он своим появлением сделал то, что я пять лет добиться не мог. Организовал нам с Аристовой “близкий контакт”.

– Потому что ты смешная, – оглядываюсь через плечо на красную от смущения девушку. Как же невыносимо хочется прикоснуться к ее горячим губам.