работы, но я считаю, что могу сама справиться. Потому и пришла к вам. Очевидно, зря. Это вам нужен врач, а еще консультация психолога. Вы не умеете общаться с людьми, для вашей должности недопустимое упущение.

Начальник теплицы побагровел, в кармане его брюк зазвонил сотовый – пришлось отвлечься.

– Прошу извинить меня, я должен ответить. Марьяна… э-э… Глебовна, пройдемте, пожалуйста, в кабинет.

– Не вижу причины возвращаться к разговору. Вы выразились предельно ясно. Мне пора.

Я сделала попытку пройти в двери, но Вячеслав Витальевич преградил путь.

– Да подождите вы! Сегодня сумасшедшее утро, все будто с цепи сорвались. Дайте мне пять минут, потом решим насчет вас. Вон диванчик в углу, посидите… Ирина Сергевна! Кофе девушке предложи… Как машинка сломалась? Ну, растворимый же есть… А-а, вечно у вас так… никто не хочет работать, а деньги плати.

Не знаю, зачем я осталась. Диванчик казался нечистым, я застелила его газетами, которые валялись на обшарпанном столике рядом со стопкой буклетов строительных фирм и огородного инвентаря. На стене напротив висело мутное зеркало, такое же пыльное, как окно. Подоконник завален стопками матерчатых рукавиц, на полу ведра с землей, старый линолеуум исцарапан.

Пока ждала, по коридору проходили люди в спецовках, неопрятная толстая женщина повозилась с мокрой тряпкой, даже не заглянув в мой угол.

«Зачем я здесь? Тамара Ивановна не одобрит мое решение устроиться на работу в теплицу, а Миша так просто рассердится. Может, нужно было заглянуть в детский сад, может, меня взяли бы нянечкой в группу к Рустаму…»

Я уже хотела уйти, когда Вячеслав Витальевич плюхнулся на край дивана, вызвав неприятный скрип старых пружин.

– У вас при себе документы? Нужно сделать ксерокопию паспорта. И запишите номер телефона, я с вами свяжусь. Вы где проживаете? Улица Гагарина, 8 – понятно. Все понятно! До свидания, до новых встреч, как говорится.

В этот раз он говорил со мной подозрительно вежливо, но отводил взгляд.

Нуризы уже не было в кафе, я не стала ее искать, купила пирожков и отправилась домой, мечтая о велосипеде. Сейчас бы за пять минут была у садика, где остался Рустам. Хоть бы в окошечко на него посмотреть. Поладил ли с ребятишками, согласился ли лечь в кроватку на сон-час. Трепещет душа, как там моя кровиночка… Не пойду домой, дождусь на скамейке под яблонями.

Глава 27. Кисмет

Прошло два дня после моего посещения тепличного комплекса. В пятницу я возвращалась с Рустамом из детского сада очень расстроенная. Воспитательница жаловалась, что он отбирает игрушки у детей, шалит за обедом. Откуда такой характер! И вот сейчас ругаюсь вполголоса, а Рустам надулся, молчит. Как угадать, что в его голове? Придется наказать, лишить мультфильмов и сладкого. И Мишу попрошу строго с ним поговорить. Миша приедет вечером или завтра к обеду, если много работы.

У ворот дома Чемакиных стоит большая белая машина, может, Максим Спиридонович заскочил в гости. Кажется, у него солидная иномарка, но здесь и водитель имеется…

Незнакомый коренастый мужчина в кожаном пиджаке протирает запыленное лобовое стекло, равнодушно скользит по мне взглядом и усаживается за руль. Ждет пассажира.

Я крепче сжимаю теплую ладошку Рустама и захожу во двор. Карат встречает нас радостным лаем и, спустя пару минут, на пороге появляется Андрей Шумилов. Я отпускаю сына повидаться с собаками, а сама делаю шаг вперед. Немного не по себе от того, что нахожусь ниже на тропинке и вынуждена задирать голову, чтобы посмотреть деду в глаза, но Шумилов старший молодцевато спускается ко мне. В блеклых рыбьих глазах его застыл холодный, злой интерес.

– Значит, ты решила записаться к нам в родственницы? Вот сюрприз!

У меня не было времени на раздумья.

– Вячеслав Витальевич сообщил? Да, я дочь вашего сына – Глеба Андреевича Шумилова. Это просто факт. Никаких прав и привилегий он мне не дает. Напрашиваться в вашу семью я не буду. Хотела устроиться в теплицу, показала документы – вот и все…

Андрей Василевич сунул руки в карманы брюк и качнулся на носках тупоносых туфель.

– Ты знаешь, что я могу в двадцать четыре часа выгнать тебя из области? Знаешь?!

– Вместе с вашим внуком? За что же? Я не к вам приехала, мои документы в порядке. И потом, мы здесь только на лето, наш дом в Абхазии. Не стоит утруждаться.

Тамара Ивановна обошла Шумилова сзади, скрестила руки на груди.

– А вы тут не командуйте! Не то время сейчас. Можно и телевидение подключить и губернатору написать. Что еще за угрозы? У нас честная семья. Я заслуженный работник образования, Михаил имеет правительственные награды… Вы чего расшумелись, господин Шумилов, – эй, вы не в баре находитесь!

Андрей Васильевич картинно замахал руками.

– Тихо-тихо… против вас ничего не имею, даже жалко вас – и не таких заслуженных в секты загоняли, мозги понакручивали, а тут сирота-аферистка с дитем. Как не порадеть бедняжке… Я одно хочу понять, чего ей надо, вашей Марьяне Глебовне? Какова цена вопроса, чтоб закрыть раз и навсегда.

Мы с Тамарой Ивановной почему-то переглянулись, и вдруг она засмеялась, уперев кулаки в бока.

– Марьяночка, неужели он тебе, правда, дедом приходится? Да на кой же нам такой старый бобер? Черта лысого нужен нам такой дед! Ходите чаще – без вас веселей! Помидоры свои химикатами травите, до народа добрались…

Она засуетилась, кинулась к Рустаму, который едва ли слышал наш спор, тиская довольного Карата.

– Пойдем в дом, Рустамушка, пойдем, мой хороший. Как себя в садике вел? Хорошо ли спал?

– Баба Тома, я вообще не спал, – грустно пожаловался он. – Я пел нашу любимую песню, а все лебятишки слу-ушали.

– Какую же песенку ты в садике пел? – поинтересовалась Тамара Ивановна.

– Шел отляд по белегу, шел издалека-а, шел под классным знаменем командил полка… – затянул Рустам. – Голова обвязана, кловь на лукаве – е…

Он задумчиво посмотрел на Андрея Васильевича и проникновенно добавил:

– А когда меня поставили в угол, я стал петь: «Там вдали у леки заголались огни, в небе ясном заля доголала"… Гломко-плегломко, как ты учила. Я больше не хочу в садик, если там нельзя песни петь.

– Ох, ты батюшки!

Тамара Ивановна прыснула в кулачок и, взявши Рустама за подмышки, поставила его на крыльцо, а там он снял сандалики и зашел в дом, продолжая жаловаться на тяготы режима в детском саду.

Я перевела дух и обернулась к Андрею Васильевичу для финального разговора. Шумилов старший горбился, теребил пальцами покрасневший нос, раскачивался взад-вперед. Потом не глядя