Шрифт:
Закладка:
Жрец закивал, и Элизабет, наблюдавшей за мужчинами сквозь слезы, показалось, что индеец вполне понимает английскую речь.
— Элиз, ты должна немедленно очистить свое сердце от того мужчины! Сейчас же откажись от него! Прокляни его за то, что он посмел проникнуть в тебя! — потребовал Джозеф, втянув ноздрями дым, потянувшийся от курительной трубки.
— Нет, — всхлипнула миссис Барнс. — Вы и так забрали мое тело. Еще требуете душу? Нет! — ей стало страшно от того, как суровое лицо жреца исказилось гневом, и баронесса подумала: если бы только здесь был ее демон… Он бы наказал их. Он бы просто убил их, превратил их тела в красную краску.
— Ты сошла с ума, Элиз! — вскричал виконт Уоллес. Он взял курительную трубку из рук жреца и поднес ее баронессе: — Кури! Небесный дух вернет тебе разум!
— Нет! — Элизабет решительно оттолкнула его руку.
И тут же другая рука отвесила ей звонкую пощечину.
Махуизох вскочил на ноги и что-то грозно закричал, потрясая кулаками. Он пнул ногой миску с краской, и та, подскочив, выплеснулась на миссис Барнс, потекла по ней, словно кровь. Виконт Уоллес что-то сказал жрецу. Тот ответил, сверкая глазами. Тогда Уоллес схватил Элизабет за руку, оторвал от пола и потребовал:
— Сейчас будешь вымаливать прощение у Тонатиуха! Умоешься кровавыми слезами, но он вряд ли простит тебя!
Он потянул ее за собой в зал, где стояла статуя бога ацтеков.
* * *
На Бусти выложил арты к этой сцене
Глава 17
На все воля Тонатиуха
Когда они вошли в зал, виконт Уоллес передал Элизабет индейцу, наверное, опасаясь, что она попытается бежать. Но как бы она убежала, если рядом, сердито посапывая, стоял Лорд и его мокрая морда то и дело утыкалась в голые ноги Элизабет — по ним до сих пор текло мужское семя и красная краска. Хозяин особняка, зажег свечи, расставленные на пьедестале изваяния и затем выключил свет. В полумраке, подогретом пламенем свечей, изваяние бога ацтеков и атмосфера в зале стали еще более зловещими.
— Молись Тонатиуху! — Джозеф грубо толкнул гостью к статуе бога. — Кайся! Умоляй великого бога-орла простить тебя!
— Тонатиух прости меня! — всхлипывая произнесла миссис Барнс.
За ее спиной Махуизох прорычал что-то.
— На колени! — виконт с силой нажал на плечо Элизабет, и она не устояла на ногах — просто упала на пол перед статуей, едва не ударившись головой о темную от чьей-то крови доску.
— Это должны быть не просто слова! — грозно сказал Джозеф. — Молись всей душой! Клянись, что изгонишь из своего сердца всех мужчин! Всех, кто смеет не поклонятся великому Тонатиуху! Ты признала, один из нечистых мерзавцев смеет сейчас осквернять твое сердце! Немедленно прокляни его!
Элизабет, всхлипывая, молчала.
— Ты нас очень злишь, Элиз! Ты прогневала самого Тонатиуха! — воскликнул господин Уоллес и схватил баронессу за волосы. — Немедленно прокляни его! Назови его имя!
Элизабет сцепила зубы. Боль, злость, страх, обида — все смешалось в ней в каком-то безумно злом вихре. Она проглотила горький ком и нашла в себе силы сказать:
— Его имя граф Елецкий! Он настоящий демон и убьет вас и вашего проклятого бога!
Все-таки Махуизох понимал английскую речь, потому что после ее слов он заорал первым. Виконт Уоллес опомнился лишь через несколько мгновений:
— Сука! Подлая дрянь! Ты сдохнешь! Сейчас же сдохнешь! — закричал он, со всей силы ударяя Элиз ладонью по лицу.
Вторя мужчинам, Лорд поднял громогласный лай. Махуизох схватил англичанку за руку и поволок к жертвенному алтарю, роль которого выполняла доска с прорезями-кровостоками. Виконт Уоллес поспешил помочь ему, и они вдвоем, кое-как привязали, брыкавшуюся, кусавшуюся баронессу к доске.
— Джозеф, не надо! Умоляю, не надо! Пожалуйста, отпустите меня! — всхлипывала Элизабет, пытаясь выдернуть руки и ноги из привязей.
Мужчины словно не слышали ее. Виконт Уоллес открыл дверку шкафа у простенка слева и долго возился там, гремя посудой, перекладывая какие-то предметы. Индеец стоял без движений в двух шагах от миссис Барнс, скрестив руки на груди. Мерцавшие на пьедестале статуи свечи злыми отсверками отражались в его черных глазах. В их свете, едва разбавлявшем полумрак, лицо жреца казалось злой маской, отлитой из меди. Проворчав что-то ацтек подошел к англичанке вплотную и с силой сдавил ее скулы своими длинными пальцами.
— Чтоб ты сдох! — прошипела Элиз и плюнула на его руку.
На нее снова нашла волна ярости, и баронесса вполне понимала, что она об этом скоро пожалеет. Такое с ней случалось множество раз: с Теодором, с графом Кальвером и капитаном Картером. Когда они выводили ее из себя, в душе Элизабет рождалась злость, которую она не умела контролировать. И миссис Барнс дерзила им в ответ иногда даже бросалась в драку, прекрасно понимая, чем это кончится. Кончалось тем, что она просыпалась в слезах, избитой, горько сожалея о своей несдержанности. Вот и сейчас миссис Барнс не сдержалась. Как могла она сдержаться, если от нее требовали невозможного⁈ Как она могла проклясть Алекса, который был ей дорог так же как жизнь⁈ И сейчас она понимала, что из-за своей глупости, своей несдержанности она лишится этой самой жизни.
Элиз, конечно, пострадала за свой плевок — Махуизох несколько раз ударил ее по лицу, на котором и без того не было живого места. Однако, баронесса уже не чувствовала боли. Место боли все полнее занимал страх, он наползал со всех сторон: от темных теней, пляшущих из-за трепетного пламени свечей; от металлических звуков, которые издавал Джозеф, ковыряясь в шкафу; от запаха крови и смерти — он витал здесь повсюду; от взгляда жреца-ацтека, пронзавшего ее до самого сердца. Страх сжимал ее сердце холодной костлявой рукой, и Элизабет понимала, что ее сейчас убьют. Кровь из ее рассеченного тела будет стекать в ритуальные чаши, которые виконт Уоллес уже принес. Махуизох вырежет из ее груди сердце, сделает это умело, так, чтобы оно еще билось в его руке на радость кровавому богу Тонатиуху. К сожалению, Элизабет неплохо училась в колледже, и кое-что знала о ритуалах империи по ту сторону Атлантики.
— Джозеф, пожалуйста, не убивайте меня! — тихо попросила миссис Барнс. — Мой брат знает, что я пошла к тебе.
