Весть была разослана. Вальтен даже отправил гонцов в Валлу, но сомневался, что они достигнут короля-друида вовремя. В первые дни он всё же хотел рискнуть и подговорить к поединку Торана или кого-то ещё из самых верных своих рыцарей и военачальников, но его остановило сомнение, которое он вдруг увидел в глазах своих людей. С абсолютной ясностью Вальтен понял, что, если расскажет им о своём плане – они окончательно потеряют доверие к Риане… и к нему, поверят слухам, распущенным Сотаром, что он и правда был под чарами Фэйри. Яд, пролитый жрецами, был сильнее, чем предполагал король, – яд тех же сомнений, что пытали его самого. Его люди любили королеву Риану, и им трудно было увидеть в ней возможного врага. Они верили в справедливость Отцова Суда и – как и он сам – надеялись, что каким-то образом её невиновность будет доказана.

Возможно, он и правда был под чарами Фэйри – слишком сильна была буря чувств, бушующая в нём. Он потерял способность мыслить трезво, запутался в хитросплетениях ловушки, из которой не было выхода. Никто не мог помочь ему, и в этом ощущении оставленности само общество людей, в котором он чувствовал себя ещё более одиноко, стало ему невыносимо. В итоге Вальтен заперся в своих покоях, не принимая никого. Все, кто приходил к нему, только напрасно ожидали перед запертыми дверьми. Никто так и не принёс ему желанную весть о том, что вызов ему был брошен, а ничто иное его не интересовало.

Особенно тяжело было отказать во встрече Риане. Она находилась под стражей в своих покоях – не столько для того, чтобы люди были защищены от её чар, сколько для того, чтобы сама она была защищена от жрецов и их клеветы. Королева пришла в сопровождении своих воинов… но увидеться с ней Вальтену сейчас было ещё более невыносимо. Велико было искушение спрятать её от всех, отослать в Валлу – куда угодно, лишь бы спасти! – но он слишком хорошо знал цену, которую придётся за это заплатить.

Побег докажет её вину.

Народ перестанет верить в силу его внутреннего стержня и трезвость его мысли, поверит в слухи, распускаемые жрецами о том, что и сам он сдался Блуждающим Теням.

Сотар вынудит его начать войну против Валлы…

За день до Священного Поединка ему так и не пришло ни единой вести. Вальтен всё же решил встретиться с Рианой, хотя безумные мысли рискнуть всем ради того, чтобы спасти её, так и не покинули до конца его разум. Но выйти из своих покоев он не успел, потому что сегодня ещё один человек попросил о встрече – тот, кого король никак не ожидал увидеть. Лаэдр служил Отцу вместе с Сотаром ещё со времён короля Радднира. Он был одним из самых сильных, самых влиятельных и мудрых жрецов. Тем более странным и неприятным был его визит.

Жрец вошёл и поклонился королю с гораздо бо2льшим уважением, чем то, которое когда-либо проявлял Сотар.

– С чем ты пришёл, достойный служитель Отца? – спросил Вальтен. – Я при свидетелях дал слово, что буду защищать вашу честь на этом Суде. У вас ещё остались какие-то сомнения?

Лаэдр держался со спокойным, безмятежным достоинством, но в его глазах Вальтен увидел горечь и скорбь, отразившую его собственную.

– Мой благородный король, я пришёл рассказать то, за что тебе, возможно, захочется казнить меня на месте, – ответил жрец. – Ты волен сделать это, но прежде прошу – выслушай меня до самого конца. Я вверяю свою жизнь Отцу и тебе. После моего рассказа суди меня так, как должен был ещё много лет назад.

Оцепенение, сковавшее разум короля в эти дни, вдруг отпустило его. Мысли стали кристально ясными, незамутнёнными смешанными чувствами.

– Говори, достойный Лаэдр.

– Ты хорошо знал своего отца, на которого все эти годы старался быть так непохожим. И всё-таки даже ты не представляешь всей меры того, что он сделал… и что сделали мы…

Когда Лаэдр завершил свой рассказ, Вальтену показалось, что он завис на краю бездны. Куски картины сошлись воедино, но слишком поздно. То, что он испытывал, было сильнее привычного гнева и боли, бездоннее прежнего отчаяния. Его кровь вскипела осознанием несправедливости, которую он смутно ощущал всё это время и не мог объяснить. Из груди вырвался почти звериный рык. А когда он выхватил меч – жрец не отшатнулся, лишь склонил голову в ожидании справедливости.

– Почему?! – прорычал король. – Почему ты сказал об этом только теперь?!

– Когда-то я, как и все мы, верил в правильность наших действий. По мере сил я служил свету Отцова Огня, служил Кемрану, служил… справедливости. Мне казалось, что зло, которое невольно причиняют наши действия, будет служить благу гораздо большему, чем мы могли себе представить. А теперь я отчётливо вижу то, о чём говорила когда-то верховная жрица Морна: мы ослеплены своей непогрешимостью, а за нашим желанием защищать народ стоят не только благородные порывы. Мой король, я потерял веру. Те из нас, кто знает всё это, давно уже потеряли веру. Но пусть твой гнев не падёт на других – тех, кто служит искренне и с чистым сердцем. Жрецы Отца служили идеям короля Радднира и противостояли тебе только лишь потому, что мы вели их.

– Риана…

– Мы знали, что она связана с Ши. И она не сделала ничего недостойного. Всё это время эта женщина, Подменыш Фэйри, служила Кемрану, тебе и твоим мечтам гораздо вернее, чем мы, – с горечью признал Лаэдр. – Спаси её, мой король. Кемрану нужна эта королева. Нам нужна эта королева, потому что наш народ, как ты видишь сам и как видим теперь мы, не принимает сердцем новое знание. Путь ядовитой стали не для нас. Но дорога к Древу Жизни Кемрана потеряна для нас, как потеряна возможность вернуться к нашему исконному пути… как потеряна возможность искупить то, что мы совершили когда-то. Мы пытались, но так и не сумели.

Вальтен опустил меч, глядя куда-то сквозь жреца.