уволить, если он будет просить сразу много отгулов.

– Прости, ты права. Неделикатно с моей стороны. Мы летим на самолете. За счет правительства. Я могу позвонить на фабрику, тогда на несколько дней Мэйса отпустят.

– Ты хочешь посадить Уильямсов на самолет? – Я вспомнила, как мы впервые ехали с Мэйсом в машине и он спросил меня, где я бывала, кроме Монтгомери. – Они уже знают?

– Нет. Ты первая, кому я позвонил.

– Когда рейс?

– В понедельник.

– В этот? – Я провела пальцем по календарю, висевшему над телефоном. Оставалось всего четыре дня. Я промямлила «пока» и повесила трубку.

– Сенатор Кеннеди вызывает вас на встречу? – Тай стоял в дверном проеме. – Вы летите в Вашингтон?

Уильямсы поедут в столицу, а там рафинированные политиканы будут, как в цирке, глазеть на деревенщин из Алабамы. Мама с самого начала была права. Я кивнула, еле справляясь с эмоциями.

* * *

Накануне поездки я отправилась к Уильямсам – отвезти чемодан, который одолжила им мама, и помочь упаковать вещи. В ванной я убрала девочкам волосы в несколько гладких хвостов, закрепив их пластиковыми заколками, и понадеялась, что прически не развалятся. Когда я подстригла сестер, миссис Уильямс отреагировала на удивление спокойно. Сказала, что сделала бы это сама, будь у нее острые ножницы. С тех пор, судя по отросшим волосам, она явно ими занималась.

Закончив с прическами, я раскрыла чемодан – голубой с золотистой застежкой. Сестры поделят его с миссис Уильямс. Пока я складывала их платья, Эрика рассказывала про новых подруг. В классе она оказалась самой высокой, потому что была на два года старше всех, но, несмотря на различия, подружилась с двумя девчонками.

– Что тебе нравится в школе больше всего? – спросила я.

– Молитва по утрам.

– Правда?

– Да. Мисс Сивил, я каждое утро прошу Бога, чтобы он когда-нибудь дал мне ребенка. Он ведь может, мисс Сивил. Он всемогущий.

Я не ответила. Если ее утешает молитва, пусть так и остается. У меня затряслись руки, не получалось застегнуть чемодан.

– Дай помогу. – Миссис Уильямс вошла в комнату и жестом велела мне отодвинуться. Интересно, слышала ли она слова Эрики?

Индия наблюдала за нами с кровати. Она уже неделю ходила в школу. Я заметила, что частенько, слушая меня, она следит за моими губами. В пятницу, когда я забирала ее с уроков, сестра Латарша сказала, что Индия, возможно, понимает гораздо больше, чем кажется на первый взгляд, – ее застенчивость люди ошибочно принимают за нарушения в восприятии речи.

– В этих платьях вы будете просто красавицы, – сказала девочкам бабушка.

– Мисс Сивил, там бывает снег?

– Думаю, да. Но не в это время года.

– А луковые кольца там продают?

– Можем на всякий случай взять с собой пару пачек.

– Я боюсь лететь на самолете. Вдруг он упадет?

– Не упадет.

– Откуда вы знаете?

– Самолеты сделаны, чтобы летать. Они для этого предназначены.

– С неба что угодно может упасть, мисс Сивил.

Миссис Уильямс поставила чемодан у двери.

– Зубные щетки положите утром, – сказала она девочкам. – Во сколько ждать мистера Фельдмана?

– Он говорил, что в районе восьми.

– Значит, успеем хорошенько позавтракать.

– Закроете им волосы, когда они вечером будут мыться?

– Да, чем-нибудь оберну. Не волнуйся. К мистеру Кеннеди мы приедем красивые, это уж точно. Ох, интересно, знал ли он доктора Кинга. Надо будет рассказать, что я тоже как-то раз его видела.

Я подошла к Индии и поцеловала ее в лоб. Кожа была прохладная и сухая. Ветерок колыхал занавеску на открытом окне спальни. Меньше чем через сутки мы вместе сядем в самолет и полетим в Вашингтон. Эрика взглянула на свое отражение в зеркале над комодом. Уильямсы взволнованно ждали путешествия, и я молилась, чтобы оно пошло им на пользу.

30

На встречу с сенатором нас сопровождала помощница; мы с девочками шли впереди, Мэйс с матерью плелись следом. Всю дорогу я волновалась, что мы заявимся мокрыми от пота. Влажность здесь давила сильнее, чем в Алабаме, и кожа под одеждой стремительно становилась липкой. Я никогда не видела города, подобного Вашингтону. Улицы широченные, свежая разметка, машины так и несутся – поразительно, как они не сталкиваются на перекрестках. Мимо спешили мужчины в деловых костюмах. На тротуаре стояла толпа белых детей в школьной форме. Регулировщик засвистел, и машины встали как вкопанные, пропуская группу через дорогу. Женщина пыталась догнать автобус, уже отъехавший от остановки на холме, тот затормозил, дохнув выхлопом, и двери открылись. Когда мы входили в здание Сената, я крепко держала Индию и Эрику за руки.

Помощница говорила не умолкая. Зачитывала нам имена сенаторов на дверях: Говард Бейкер, Барри Голдуотер, Стром Термонд, Эдлай Стивенсон-третий. Когда мы проходили мимо канцелярии Джона Спаркмана, представлявшего Алабаму, помощница спросила, не хотим ли мы сделать снимок. Многие просят сфотографировать их возле таблички с именем сенатора от своего штата, объяснила она. Я удивленно округлила глаза. Неужели она настолько невежественна? Чернокожие в Алабаме давно усвоили, что не стоит особенно уповать на политиков. Спаркман вступил в должность еще до того, как я родилась, и никто из черных алабамцев не удивился, когда в 1964 году он, в числе прочих, пытался препятствовать принятию Закона о гражданских правах. Как бы усердно мы ни боролись за избирательные права у себя в Алабаме, грубая сила политической изоляции никуда не делась. Я решила не спрашивать, где находится канцелярия Ширли Чисхолм, хотя мисс Поуп моя дерзость наверняка бы понравилась.

– Нет, спасибо, – сказала я, стараясь не показаться грубой. Бог с ней.

Каблуки помощницы цокали по плиточному полу широкого коридора. Миссис Уильямс шла за мной, а Мэйс молча тащился в хвосте. Здесь он будто потерял уверенность в себе, сохранив, впрочем, свою мнительность. Меня беспокоило, что люди могут принять его небрежную манеру держаться за враждебность. Все утро я старалась сохранять дистанцию, но мое влечение к нему никуда не делось. Интересно, смотрит ли он на меня…

Лифт остановился на третьем этаже. Канцелярия сенатора состояла из нескольких помещений, которые предваряла приемная с камином и синим диваном. Это была длинная комната с большим квадратным окном, выходящим на улицу. Две открытые двери вели в маленькие кабинеты, а закрытая дверь напротив – в личный кабинет сенатора.

– Мистер Фельдман уже здесь, – сказала секретарша помощнице. – Они с сенатором ожидают вас.

Она коротко постучала, и мы зашли. Сенатор и Лу поднялись. Тед Кеннеди оказался ниже ростом, чем я представляла. У него было широкое лицо и высокий лоб, на который спадала прядь густых волос.

– Сенатор, позвольте вам всех представить. Это Сивил Таунсенд, медсестра девочек. Та храбрая женщина, которая обратилась ко