Я тащила по улице Чонго коромысло с двумя ведрами воды, а в голове крутилось: «Надо было спрятать форму получше». Прошлой ночью, решив, что так будет надежнее всего, я сунула окровавленную ткань в свой личный сундук, где хранила все, что мне было дорого. Но вдруг кто-нибудь сегодня решит в него залезть?

Я встала как вкопанная.

Стоит только каким-нибудь любопытным ручкам открыть мой сундук и порыться в нем – и моей жизни придет конец. Они найдут окровавленную форму инспектора и посадят меня на стул для допроса. Я зашагала быстрее. От одной только мысли об этой ошибке меня сковывал ужас. Ну как я только додумалась спрятать такую огромную тайну в таком дурацком месте? Как бы быстро я ни бежала, я все равно наверняка опоздаю. С каждым шагом я все ярче и ярче представляла, как Хеён стоит посреди двора ведомства с халатом в руках, а вокруг нее толпятся полицейские.

К тому моменту, как я добежала до ведомства, воды в ведрах уже не осталось: я все расплескала по пути.

А во дворе меня встретила толпа.

Я опоздала.

Во главе толпы стоял инспектор Хан, облаченный в форму цвета полночной синевы – точно такую же, что лежала в моем сундуке. Он смотрел прямо на меня. Каждый удар взбесившегося сердца казался мне острым, как нож. После признания бледной Мису я впервые встретилась с инспектором лицом к лицу.

Прошлой ночью Мису назвала инспектора Хана сиротой. Тогда я не обратила внимания на эти безобидные слова, однако сейчас они предстали передо мной чудовищным насекомым с тысячью ножек, шныряющим где-то в тенях. Инспектор пришел в столицу совсем один, и было это чуть больше десяти лет назад. Прямо как мой брат. Слишком много совпадений.

А что, если… Что мне делать, если он…

Даже мое сознание было не в силах закончить эту мысль: слишком уж большая угроза в ней таилась.

Моего плеча коснулись чьи-то холодные пальцы, и я, резко охнув, вернулась в настоящее. Это оказалась всего лишь Хеён. Протащив меня вперед, она прошипела:

– Да что с тобой такое?!

– Из-звини, – пробормотала я. – Я не знала, кому довериться. Я его нашла и…

– Тихо! – шикнула она и отвернулась к толпе.

Инспектор Хан вновь повернулся к молодому крестьянину с забитой дровами переноской на спине. Выходит, острый взгляд инспектора изучал его. Не меня.

– Зачем вы пришли к сараю? – спросил инспектор.

– За хворостом. А потом я учуял странный запах, – ответил крестьянин. – Я заглянул внутрь и увидел ее.

– Часто ли вы ходите на гору Нам за хворостом?

– Часто, инспектор.

– Но раньше этого запаха не было?

– Раньше я до сарая никогда не доходил.

– А сегодня почему дошли?

– Холодает же, вот я и хотел собрать побольше дров. Пока мороз не грянул.

Все были заняты разговором, поэтому я тихонько улизнула и пробралась на пустую кухню. Халат по-прежнему был на месте. Значит, мне ничего не грозило. Пока.

Я уткнулась лбом в стену. Сердце грохотало в груди. Я представила инспектора Хана: широкие плечи и грубая сила под шелковой тканью, загрубелые жилистые руки, в любой момент готовые выхватить меч, почти что безжизненные запавшие глаза: похоже, последние несколько недель его голова была настолько забита расследованием, что он забывал есть и спать.

Наконец я все-таки осмелилась спросить себя: а что, если инспектор Хан – мой брат?

Я попыталась отстраниться от переполнявших меня эмоций и трезвым взглядом окинуть все совпадения. Такие же янтарные глаза, ожог на том же месте, что и у моего брата, оба сироты, оба приехали в Ханян больше десяти лет назад. Впрочем, одного ключевого звена, связующего все эти совпадения, не хватало: я никак не могла оказаться в том же городе и том же ведомстве в то же время, что и мой пропавший двенадцать лет назад брат.

К тому же, будь он до сих пор жив, он бы сдержал обещание. Он бы написал мне, в какой части королевства я бы ни оказалась. Он всегда держал слово.

– Он не мой брат, – произнесла я, и почему-то эти слова, сказанные вслух, меня утешили. – Ни в коем случае не мой брат.

* * *

Рядом с помещениями слуг никого не было. Отперев сундук, я откинула крышку. В глаза бросились сразу две вещи: синие шелковые одежды инспектора, утопающие в темноте, и кулон-норигэ. Янтарная черепаха словно следила за мной. Я взяла норигэ в руки; длинные голубые нити из шелка закачались в воздухе. Все цвета вокруг – белые стены, желтый пол, кусочек голубого неба за дверью – слились, померкли. Единственным ярким пятном осталось свисающее с моего пальца норигэ.

«Будь ты хоть солнцем, землей или луной… Ты способная девушка».

«На мой взгляд».

Как же заглушить голос инспектора в голове? Я кинула украшение обратно и захлопнула крышку сундука, но я-то знала, что оно все еще там. Шепчет, порицает меня. Я вышла во двор и вернулась с огромной грязной тряпкой. Как раз забью ею сундук. Если вдруг кому и придет в голову его открыть, рыться ему там точно не захочется.

Пока что этого хватит. Средь бела дня искать для формы другое место было бы слишком рискованно.

Я помедлила, прежде чем закрывать крышку. Протянула руку сквозь ткани, в глубину, обхватила пальцами черепашку. Достала ее – и воспоминания нахлынули на меня, обхватили лучами света.

«Таких, как ты, тамо Соль, совсем немного. Как среди мужчин, так и среди женщин».

Я сжала норигэ в ладони. Представила, как бросаю его прямо в бурную реку. Или откуда-нибудь с утеса. Должно быть, я раз за разом воображала себе эту сцену, потому что, вынырнув из мыслей, с удивлением осознала, что двор наводнили шаги спешащих на обед слуг.

– Соль?

Я прижала украшение к груди и захлопнула крышку сундука. Сунув норигэ за пазуху, я обернулась и увидела хмурую Эджон.

– Ты такая бледная!

– Чего тебе? – рявкнула я.

Девушка поджала губы.

– Почему все такие злые последнее время? – Она уже было отвернулась, чтобы уйти, но потом резко вспомнила, зачем я ей была нужна. – Инспектор Хан хочет видеть тебя в главном дворе. Иди к нему! А то все отлыниваешь да отлыниваешь.

Я поплелась ко входу в ведомство. Воспоминания жгли мне кожу. Я до ужаса боялась встречи с инспектором, но оказалось, во дворе помимо него толпились клерки, полицейские, помощник прозектора и даже полицейский художник. Похоже, мне предстоит отправиться с ними.

Обычно у меня в голове вспыхнула бы искра любопытства: куда же мы идем? Но не сегодня. В голове, казалось, бушевало цунами: одна за другой сталкивались сокрушающие все на своем пути мысли. Хотелось спрятаться под одеялом и целую неделю не просыпаться. Чтобы меня в кои-то веки окружала одна лишь тишина.

Уставившись в пустоту, я ехала следом за полицейскими, прочь от грязного лабиринта улочек и прямиком в запустение. Чем выше мы поднимались на гору Нам, тем гуще становился лес вокруг. Мы очутились в ловушке теней. В душу заползло беспокойство, пробудившее меня от оцепенения. Последние два раза, когда я оказывалась в горах, все заканчивалось плачевно. Раненые пальцы покалывало от предчувствия, что рядом бродят злые духи.