«4 июня…»

Следующий день после ее восемнадцатилетия.

Какого хрена??? Где весь май?! Что она целый месяц делала? Почему не писала?

В замешательстве листаю страницы туда-сюда, но ничего нового не обнаруживаю. После двадцать шестого апреля идет сразу июнь и не гребет!

«Ладно…» – смиряюсь я.

И бросаюсь читать, что есть.

«4 июня

После месяца работы с психотерапевтом остается вопрос, которым я продолжаю задаваться.

А чем вообще является любовь?

Почему мы думаем, что это чувство может быть только светлым? Почему решили, что любовь – это исключительно о чем-то высоком? Почему обманываемся, считая, что настоящей любви не присущи похоть и эгоизм?

Заряд может быть как позитивным, так и негативным!

По себе знаю, что любовь – это очень мощная, направляющая сила.

Вот и все…»

Голова, как звездолет, черт знает куда улетает. Раскручивается в темноте, словно юла. И мне вдруг начинает казаться, что я не просто копаюсь в мыслях Чарушиной. Я будто слышу ее голос.

«5 июня

Мы поцеловались… А еще сегодня случился мой первый оргазм…

Поверь, я счастлива.

To be…

My…»

Я, конечно, сразу же понимаю, о чем речь. Все события той ночи яркими вспышками в памяти проносятся. Воспоминания вштыривают паранормально. Я будто вновь в том баре оказываюсь.

Снова первый раз целую Маринку. Снова первый раз касаюсь ее плоти. Снова первый раз ее пробую. Снова первый раз наблюдаю за тем, как красиво она отдается удовольствию.

Желудок скручивает. От него раскидывает по всему телу лютые вибрации.

Сердце грохочет. За минуту бешеный максимум выдает. А этих минут не одна ведь.

Сука… Сука, пиздец…

«Поверь, я счастлива…»

Одного никак не пойму… Почему она изменила стиль письма? Почему не пишет больше «Даня Шатохин»? Почему кажется, будто обращается конкретно ко мне?

Че за бред, блядь?

«13 июня

От твоего равнодушия мне хочется умереть! И я готова это сделать, только чтобы ты меня заметил…

Прости, если было больно, поцелуй с Эдиком ничего для меня не значил…»

На этой записи мне становится нереально плохо. Ощущение, что все внутренности, на хрен, на воздух взлетают. Раскидывает меня пульсирующими комками боли.

Захлопываю гребаный дневник. Решаю, что на этом все. Дальше не в состоянии читать. Да и зачем?! Это просто бабская муть – записывать в красивую тетрадочку всякого рода ебанутый пафос!

Медленно перевожу дыхание.

И дальше… Сую свой нос в розовые сопли восемнадцатилетки.

«14 июня

Это не припадки. Я целенаправленно свожу тебя с ума. Надеюсь, тебе это так же сильно нравится, как и мне. Надеюсь, сегодня, даже несмотря на то, что я снова сбежала, оставив тебя без «хэппи-энда», тебе было так же хорошо, как и мне. Надеюсь, ты не будешь обижаться слишком долго.

Смотри… Даже море нашим стало. Запомни.

Да, я прилипла к тебе. И буду испаряться на твоей коже до тех пор, пока не удастся просочиться внутрь…»

После этой записи я подвисаю, как самый первый пентиум на вывозе невыполнимой для его системы задачи. Наверное, это хорошо. Есть что-то такое, что я не хочу понимать.

«20 июня

Мужчинам нравится видеть свое семя на теле своей женщины. Это не изврат. Это собственнический инстинкт. Точка.

Ох…

Было очень неожиданно! Очень-очень страшно! И очень-очень-очень круто!

Гораздо лучше, чем я могла себе представить!

Спасибо!»

Сердце продолжает бахать, а я вдруг ухмыляюсь. Мотнув подбородком, откидываю голову назад. Непонятный звук издаю. Смеюсь, что ли? Багровею, когда случайно отражение своей рожи в зеркале ловлю.

Похрен.

«24 июня

Я просто в шоке от того, что мы творим! Уверена, что 95% населения всей планеты даже не подозревают, что лю… реальность может быть такой космической!

Однажды мы… Нет, не могу пока этим с тобой поделиться!

С таблетками, конечно, трешак ушел за пределы допустимого. Но, ладно, я и с этим справилась.

Чмоки:))»

Трель мобилы застает врасплох. Дернувшись, роняю чертов дневник на пол. Незамедлительно подбираю и стремительно, будто кто-то за мной наблюдает, пихаю обратно в ящик. Не рискую принимать вызов до того, как не покину Маринкину комнату. А когда оказываюсь на нейтральной территории, звонок уже обрывается.

Выскакиваю из дома. Несусь к машине, чувствуя, как адски пылает не только рожа, но и что-то в груди. Пылает и намахивает так, что физически дурно.

– Чё там? – отзваниваюсь Жоре по пути в город.

– Да ниче, – тянет Прокурор чересчур лениво для наяривавшего четырежды за десять минут времени. – Спросить хотел, где пропадаешь? Ни дома тебя не застал, ни на хате.

– На делах, – важно замечаю, машинально выкручивая руль в нужный поворот. Семафорю встречному мудаку, чтобы переключился с дальнего. Дважды семафорю! Когда тот не реагирует, на ровном месте из себя выскакиваю: – На, бля! – выдаю агрессивно, резко толкая рычаг в режим дальнего света.

– Что? Кого материшь? Что у тебя там происходит?

– Да пидор какой-то «дальняк» влупил!

– Ха, и ты, конечно, зарядил в ответ?

– Я дважды просил на ближний переключиться!

– Сука…

– Только не начинай про аварийно-опасную ситуацию, ок?

– Ну, видишь, ты и сам все знаешь.

– Да пошел ты… Кумаришь, – выдыхаю раздраженно. Вдавливая педаль газа в пол, пролетаю фоторадар, выкатывая в момент вспышки фак. Пусть любуются, пока протокол на штраф оформлять будут. – А ты сам-то где? Что хотел?

– Тоже в дороге. Узнать кое-что нужно было. Но уже нашел другие пути.

– Чё ты лепишь горбатого? Можешь, блядь, говорить, как все нормальные люди? Понятными фразами! Куда катишь?

Честно говоря, на прямой ответ не рассчитываю. Оттого и удивляюсь, когда Жора приглушенно задвигает:

– Пиздеть не будешь?

– Ясен пень!

– В Киев.

Не дурак, сразу понимаю, к кому.

– Вау, – выдаю без особого энтузиазма. – Давно тебе твоя Эсмеральда в рожу не плевала? Ну, удачи, брат. Маму хоть дома оставил? Или с собой? Ха-ха… – откровенно ржу.