Шайн был главой личной стражи Каргая и повсюду его сопровождал, мозоля наместнику глаза. Аршалай не подавал виду и даже любезно улыбался Шайну, но его передергивало всякий раз, как он видел серую ленту рода Хурз в черной косе юноши.

— Да позволено мне будет напомнить ясноликому, что соратники на государевой службе, делающие одно дело, должны доверять друг другу и не утаивать своих замыслов, — продолжал накх скромно и вежливо. — Иначе какие же они соратники? Может, и не соратники вовсе?

Аршалай скривился. Проклятый Шайн начал портить ему кровь еще в тот вечер после памятного приема у Аюра. Выбрал время, когда наместник оказался один, неслышно подошел и заговорил…

«Не расскажет ли наместник, что случилось с моим маханвиром?»

«Кто ты такой и как смеешь обращаться ко мне без дозволения?» — недовольно спросил Аршалай.

«Наместник меня знает, — глядя на него в упор, ответил молодой накх. — Меня зовут Шайн из рода Хурз».

«Гм… А, припоминаю, — медленно проговорил Аршалай, чувствуя, как кровь леденеет в жилах. — Так ты спрашивал о Данхаре…»

«Он вошел в твой дом, но не вышел оттуда».

«Увы, Данхар оказался изменником и врагом государя, — ответил правитель Бьярмы, быстро оглядываясь в поисках своей охраны. — Закон суров и равен для всех…»

«Его казнили по твоему приказу? — спросил Шайн, приближаясь к нему. — Ходят слухи, будто ты самолично отрубил ему голову, — это правда?»

Аршалай вспомнил, как у покойного Данхара в миг опасности нож будто вырастал из руки, и живот аж скрутило. Наместник понимал: чернокосый, стоит ему захотеть, не меняясь в лице, прикончит его так быстро, что и «ой» сказать не успеешь. Он через силу улыбнулся:

«Скажи, славный юноша, ты присягнул нашему государю Аюру?»

«Конечно, вместе с маханвиром Каргаем, которому сейчас служу».

«Это прекрасно! — взбодрился Аршалай. — Слыхал ли ты о том, что знатная накхини по имени Марга дерзко объявила мне кровную месть?»

«Марга, дочь Гауранга, — племянница Данхара, — кивнул накх. — Они были врагами с дядей, но долг велит мстить за родичей…»

«А слыхал ты, что государь Аюр прямо запретил ей мстить? Ибо все присягнувшие ему — соратники и потому не смеют враждовать между собою. Ты услышал меня?»

«Да, — помолчав, ответил Шайн. На его смуглом лице промелькнуло разочарование, и он отступил на шаг. — Я склоняюсь перед волей сына Солнца. Впрочем, судьба может перемениться…»

…И вот теперь этот Шайн постоянно маячил где-то рядом, будто тень воронова крыла, грозящая гибелью. Аршалай кинул выразительный взгляд на Каргая.

— Не лезь, Шайн, — лениво бросил воевода. — Без тебя разберемся.

— Как прикажет маханвир, — склонился тот, уходя к деревьям.

— Наглец, — не удержавшись, проворчал Аршалай, когда глава телохранителей удалился. — Признаться, порой кажется, что вот сейчас мне кишки выпустит…

— Это накхи, — пожал плечами Каргай. — Кто знает, что на уме у змеепоклонников? А уж кровная месть для них святое.

— К счастью, не святее долга перед государем.

— Как знать, ясноликий! Я бы не удивился, узнав, что он убил кровника, после чего во искупление нарушенного запрета зарезался сам…

— По счастью, мы сейчас делаем одно правое дело, — с досадой ответил Аршалай. — И старые счеты можно отложить на далекое, неопределенное будущее… Ну давай, друг мой, расскажи, что случилось осенью. А затем я открою, зачем мы здесь. Итак, бунтовщики попытались сбежать от тебя на Змеиный Язык…

— Туда удрали, за речку, — показал рукой Каргай. — Успели подняться на склон и войти в одну из пещер. Потом гора начала рушиться…

— Ясно… но где же пещеры?

— Да вон они синеют.

Аршалай изумленно уставился на дальний склон, испещренный синеватыми пятнами:

— Так это все пещеры?! Их тут как дыр в сыре!

— Угу. Во время обвала оттуда хлестали настоящие водопады. Видел бы ты, как мгновенно вздулся тот ручеек! Потом, должно быть, вода ушла… Ясноликий, что ты затеваешь?

Аршалай деловито отвязывал лыжи.

— Пройдусь к пещерам, — небрежно сказал он. — Загляну в ту, что поближе.

— Недоброе ты задумал, — обеспокоенно произнес Каргай. — Входить в эти пещеры — все равно что сунуть голову в пасть Первородному Змею!

— Арьи — дети Солнца, — надменно вскинув пухлый подбородок, отозвался Аршалай. — Господь Исварха этого Змея узлом завяжет!

— Но не в его же собственном логове!

— Да хоть в его собственной заднице! Один взгляд Господа Солнца — и от Змея Тьмы останется лишь зола…

Правитель Бьярмы принялся неспешно спускаться по каменистому склону. Каргай, вполголоса поминая Хула и всех его подземных родственников, последовал за Аршалаем. На опушке вновь появился Шайн, молча поднял руку. Из-за деревьев с опаской выступили охранники-бьяры.

— Лучше бы господину наместнику вернуться, пока не поздно, — бледнея, пробормотал один из них. — Он там сгинет, и мы с ним…

— Вперед! — прошипел накх. — Не то здесь умрете!

Четверо сняли лыжи и поплелись за наместником, как на казнь.

Аршалай, не обращая на охрану никакого внимания, по камням перешел ручей и углубился в завал. Пробираться среди осыпи было нелегко. Каргай с неприязнью смотрел, как изнеженный вельможа то с кряхтением перелезает через каменную преграду, то неловко перепрыгивает с обломка на обломок. «Вот бы поскользнулся», — подумалось ему. Затем воеводу посетила тревожащая мысль: если уж наместник себя не жалеет ради каких-то неведомых, но важных целей, то других и подавно не пощадит…

Ближайшая пещера, издалека казавшаяся невзрачным пятном в грязно-белой скале, вблизи оказалась вовсе не маленькой. Из отливающего синевой зева тянуло великой, медлительной стужей. Аршалай остановился у входа, задрав голову. Над ним неестественно гладким, будто полированным, козырьком нависал свод. Почва под ногами была неровной и сырой, источенной потоками воды. Приглядевшись, наместник понял, откуда синий отсвет и накатывающие волны мороза: свод огромного подземелья был ледяным.

— Ясноликий! — предостерегающе крикнул Каргай, глядя на нависающие лазоревые пласты. — Ты бы не заходил глубоко!

— У нас говорят, — добавил позади один из бьяров, — лед что новый друг: обманчив да ненадежен…

Но владыка Бьярмы, не слушая, вступил под мерцающие своды и медленно пошел вперед. По мере того как глаза его привыкали к сумраку, пещера открывалась ему во всей своей жутковатой красе. Казалось, чем глубже она уходит в недра Змеиного Языка, тем выше поднимается свод, тем шире раздвигаются стены. Скользкий пол подземелья медленно уходил вниз. Где-то во тьме журчало, капало…

Каргай неохотно вошел в ледяной чертог и остановился. Ноги просто отказывались идти. За спиной слышалось учащенное дыхание стражников-бьяров.

— Повсюду лед! Все нутро гор обледенело! — раздавался впереди бодрый голос Аршалая. — Похоже, Змеиный Язык