Шрифт:
Закладка:
Приз брюзжал, упрекая его:
— Это же был твой собственный мир, ты убежал из своего дома, Кармоди! Ты понимаешь это?
— Да, понимаю.
— А теперь нет возврата.
— Понимаю и это.
— Вероятно, ты думаешь найти какой-нибудь пресный рай? — насмешливо предположил Приз.
— Нет, не то.
— А что?
Кармоди покачал головой и ничего не ответил.
— Словом, забудь про все, — сказал Приз с горечью. — Хищник уже рядом, твоя неизбежная смерть.
— Знаю, — сказал Кармоди. — Я уже все постиг. Нельзя уцелеть в этой Вселенной.
— Ты же все упустил, — сказал Приз. — Это неразумно.
— Не согларен. — усмехнулся Кармоди. — Позволь тебе заметить, что я жив пока что.
— Но только в данный момент.
— Я всегда был жив только в данный момент, — сказал Кармоди. — и не рассчитывал на большее. В том и была моя ошибка: я надеялся на большее. Возможности — возможностями, а реальности — реальностями. Такова истина.
— И что тебе даст данный момент, одно мгновение?
— Ничего, — сказал Кармоди. — И все!
— Я перестал тебя понимать, — сказал Приз. — Что-то в тебе изменилось. Что?
— Самая малость, — сказал Кармоди. — Я просто махнул рукой на вечность; в сущности, у меня ее и не было никогда. Я вышел из этой игры, которой боги забавляются на своих небесных ярмарках. Меня не волнует больше, под какой скорлупой спрятана горошина бессмертия. Я не нуждаюсь в бессмертии. У меня есть мое мгновение, и мне достаточно…
— Блаженный Кармоди! — саркастически сказал Приз. — Только один вдох отделяет тебя от смерти. Что ты будешь делать со своим жалким мгновением?
— Я проживу его, — сказал Кармоди. — А для чего существуют мгновения?
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Перевод с английского Г. Гринева
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦⠀♦
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Чтоб ощутить себя человеком
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
О чем этот роман?
О том, что «мир потребления», заваленный барахлом и громоздящий горы мусора как памятники себе, — мир, где досталось родиться Тому Кармоди и Роберту Шекли, непригоден для настоящей Человеческой Жизни?
Да, об этом.
Но не только об этом. Для одного такого тезиса не нужно всего романа — достаточно лишь последних глав. А Роберт Шекли провел своего героя через долгую цепь удивительных приключений. И везде и всюду — в Галактическом центре с его земным чиновничьим кавардаком, и на планете бога Мелихрона, интеллигентски рефлектирующего, и у Модсли, этого лукавого бизнесмена, и на земле динозавра Борга, нравственно темного, как всякий классический мещанин, — везде и всюду Кармоди встречался и спорил с самим собой. Недаром то Посланец, то Приз, то Сизрайт твердят, что свои слова, представления и понятия они черпают из головы Кармоди. И недаром все свои приманки и ловушки символический хищник строит на образах из его, Кармоди, памяти.
Шекли избрал в герои «шаблонное чудо», — среднего западного интеллигента, в меру образованного, честного, доброго, чьи намерения «всегда самые лучшие», да вот позиции шатки. И он заставил героя взглянуть со стороны на собственные представления обо всем — о мироздании, о науке, о религии, о власти, об искусстве, о назначении человека. И Кармоди с болью осознает, что в современном мире, которому известны и космические корабли, и ядовитый смог городов, и смертоносные потоки напалма, нельзя жить, меряя новую действительность старыми предрассудками, иллюзорными представлениями, которые навязывают расхожая пресса, массовая лсевдолитература и псевдоискусство, непрерывно пародируемые в романе.
Путешествие Кармоди — это горькие вещие сны. В одном из них Сизрайт предупреждает героя: «Запомните: все доброе действует открыто. Все злое непременно хитрит, трусливо прикрываясь иллюзиями, масками, грезами». И всякий раз, как только Кармоди клюет на приманку привычных иллюзий, он попадает в пасть хищника.
«Сказка — ложь», но намеки этой сказки более чем прозрачны.
Шекли не просто отвергает мир потребления. Он отвергает одно из важных условий его дальнейшего существования — плоское одномерное мышление, конформизм, примирение с этим миром. И отрицая это, он утверждает ценность настоящей мысли, видящей все многообразие реального бытия, мысли критической, мысли бунтарской — той, что делает человека разумным.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
1974
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
№ 4
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀
Ежи Валлих
Эксперимент
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀
16 апреля.
Когда я проснулся, в комнате было темно. Однако в доме напротив горел свет — штора была похожа на светящуюся шахматную доску, — и поскольку число светлых клеток на ней увеличивалось, я понял, что близится утро.
Стоило пошевелиться, и тотчас — острая боль. Все-таки я дотянулся до кнопки, и квартира наполнилась музыкой. Легче мне от этого не стало — боль не ушла.
Я взял с ночного столика конверт с письмом, пришедшим неделю назад. Я знал его наизусть: «Комис-сия… на заседании, состоявшемся в Вене… с сожалением сообщает Вам, что в связи с большим количеством кандидатов не имеет возможности в текущем году предоставить вам место в устройстве XR-65. Вопрос будет повторно рассмотрен в начале 1991 года».
«Повторно… в начале 1991 года…» Я никогда особенно не доверял врачам, не доверяю и теперь. Но против фактов, которые сам проверил, не попрешь. Я своими руками проделал все необходимые анализы, сам составил программу для машины. Задавал ей одни и те же вопросы, вводя вероятность 10 %… 1 %… 0,1 %… Результат был, увы, всегда один. Меньшую вероятность вводить не имело смысла.
Итак, никаких иллюзий. Я даже вычислил дату собственной смерти: между 10 и 15 мая. Меньше чем через месяц.
С трудом добравшись до кабинета, сел за письменный стол, заваленный графиками, рисунками, микрофото — быть может, сейчас в последние дни или часы, мне все-таки удастся сделать нечто.
Такое, что повернет непреложный ход событий.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀
27 апреля.
Из невеселых размышлений после очередной бессонной ночи меня вырвал резкий звонок: вызывала Филадельфия.
В голове мелькнуло: Ричард! Он умер месяц назад. И вот, после целого месяца молчания, меня снова вызывает Филадельфия!
Я услышал знакомый голос. Ричард извинялся, что так долго не давал о себе знать. Но он не терял времени и уже ходатайствовал за меня перед Венской комиссией. Пока, правда, безуспешно, однако он считает, что еще не все потеряно.
Ясно, что Ричард меня обманывает: просто ему не хочется отнимать у меня
