— Меня вы знаете, — так же громко и коротко ответил Волков. — Говори.

— Пришли мы сюда с вами, чтобы найти себе здесь пристанище…

Волков поднял руку, прервал его и чтобы не было потом упреков каких, напомнил:

— Я вас сюда не звал, пришли вы сюда своею волей.

Руффельдорф обернулся к солдатам, словно искал там поддержку, солдаты напряженно молчали, стояли тихо, ни шороха, ни возгласа, а сержант снова повернулся к Волкову и офицерам и продолжил.

— Знаем мы, что земли у вас непаханой много.

— Много, — согласился Волков.

— Хотим мы знать, дадите ли вы нам пахать ту землю?

Вопрос был, кажется, простым, но это только на первый взгляд. Только на первый взгляд. Он сидел и молчал, понимая, что сотни глаз смотрят на него и сотни ушей ждут его слов. Но говорить им он не торопился. Он еще сам не знал, что делать. Он продолжал считать, что земля эта — насмешка над ним. Удел этот — наказание.

Не в кормление ему его дали, а в позор и разорение. И он еще ничего не решил, он вообще подумывал о том, чтобы отказаться от милости такой. А если сейчас согласиться и дать солдатам и офицерам землю, это все равно, что дать им обещание. Каков же он будет потом, когда надумает бросить эту землю и уехать отсюда в Ланн. Что тогда он скажет всем этим людям? Идите куда хотите, а я уезжаю. Потому он молчал, не давал своего согласия. А солдаты стояли в тягостном напряжении, ожидая слов его. Не знали они, почему молчит он, и просто ждали его решения.

Он не мог определиться сам, не задай солдаты ему этот вопрос, так еще неделю бы мучился. Но вопрос был задан. Почти две сотни людей стояли и ждали его решения. И для него это были не просто люди, сам он вышел из этих людей. И ближе у него не было никого многие годы. И теперь его желания больше роли не играли. Не мог Волков им отказать, он сказал:

— Земли много, хоть и нехороша она, но ежели без лени к ней относиться, то прокормит она. Дам вам землю. Никто без земли не окажется.

По рядам солдат прокатилась волна радостного гомона. Один из сержантов крикнул:

— Здравия господину Эшбахта!

— Здравия, здравия, — понеслось над рядами.

Но от этого настроение у кавалера от этого ничуть не улучшилось, думалось ему, чувствовал он, что решение это ему еще отзовется. Ой, как отзовется. Не знал он, откуда взялось это чувство, знал, что верное оно, словно кто-то только что предупредил его. И он вздохнул, как вздыхают перед большим делом.

Глава 24

Как возгласы стихли, так сержант снова заговорил:

— Только, чтобы вы знали, кавалер, вы мы к вам не в холопы просимся. Только в арендаторы.

— Это понятно, — согласился Волков, — люди достоинства воинского холопами быть не могут.

— Тогда вопрос следующий: какую мзду просить будет от нас за землю вашу?

Волков знал, что обычно нежадный хозяин с крепостных берет две пятых со всего взятого от земли господина. То есть две пятых от всего, что прибудет крепостному мужику за год, он должен отдать. Конечно, на такое солдаты не согласятся, но начинать нужно было с еще большего, как и положено на торгах. И он предложил:

— Половина, того что с моей земли возьмете, пусть моя будет.

Реакцию солдат он предвидел, поэтому когда по рядам прошел неодобрительный и даже возмущенный гомон, он даже усмехнулся весело. Но тут же прогнал веселье и стал серьезен.

— Чрезмерно, чрезмерно, — доносились возгласы из строя.

И сержант Руффельдорф, сделав скорбную мину, заявил:

— Сие неприемлемо. Что же нам останется, а вдруг нам какой имперский налог платить придется, а вдруг герцогу?

— Нет, никаких других налогов платить вам не придется, только подать на торговлю в городе, да и то если надумаете там торговать, а если приезжим купчишкам все продадите, так и не будете платить ничего. Только десятину попам.

Снова неодобрительное «о-о-о» прокатилось по рядам солдат.

— Вот, а про попов то мы и забыли, — вспомнил сержант. — Излишне много вы требуете, господин фон Эшбахт.

Да, Волков уже начинал привыкать к этому имени. А сержант продолжал:

— Вам половину, десятину попам, подать на торговлю в городе, а что же останется нам?

— Так сколько же вы хотите? — спросил кавалер громко.

— Четверть вам, — громко крикнул кто-то из строя.

Волков даже привстал, чтобы увидеть этого голосистого наглеца.

— Да, — поддержали крикуна другие солдаты, — четверть будет достойной платой. Да, достойной… Достойной…

Рыцарь Божий Иероним Фолькоф фон Эшбахт по прозвищу Инквизитор не присел и обведя людей воинских взглядом, сказал громко:

— Будь по-вашему, пусть будет четверть, только если я попрошу вас, так встанете вы под знамена мои и уклоняться не будете.

— Согласны, согласны, — орали те солдаты, что попроще, а те, что поумнее, сержанты да корпоралы, те говорили хитро: — Контракт напишем и в нем все оговорим.

Уж в этом Волков не сомневался, вроде, и простые люди, солдаты, а за годы беспрерывных войн старшины и корпоралы в договорах поднаторели. Солдаты говорили меж собой, кричали, ряды смешались, кажется настроение было у них хорошее. Шум стоял большой. Кто-то даже то ли от радости, то ли с дуру в барабан стал бить.

— Хорошо, но в контракте тогда запишите, какое поле себе берете, — произнес Волков солдатским представителям, так как других перекричать не мог.

— А вот та земля… Рядом с той, что ваши мужики пашут? — спросил один из старшин и все отсталые стали замолкать. Прислушиваться. — Не для нас она?

— Нет, ту землю я сам распашу, — отвечал Волков.

— А нам что? — спрашивал сержант.

— У меня два больших поля, берите на выбор. Одно в часе езды отсюда на северо-запад. До города Малена оттуда два часа езды верхом. И огромное поле в двух часах езды отсюда на юг. Рядом с рекой. Рядом с лугами. И земля там хороша, там лучшая моя земля.

Кавалер расхваливал южную свою землю, надеясь, что солдаты соблазняться на нее. Но те не были дураками и сразу спросили:

— А дорога туда хороша?

— Дороги туда нет, — ответил Волков, — да и чего вам печалиться, через месяц уже сами протопчете туда путь, а через полгода к осени, так и телегами все разъездите. Вот вам и дорога. Да и река там близко, купчишки по реке плавают, может