Пару минут спустя он возвращается и кладет мне на колени упаковку влажных салфеток.

Я смотрю на упаковку, затем на своего мужа, который сидит, положив локти на руль, и смотрит в лобовое стекло. Медленно достаю салфетку и продолжаю вытирать лицо.

— Мы кого-то ждем?

— Да. Ждем, когда ты начнешь говорить, Изабелла.

— Господи Иисусе. — Я бросаю использованную салфетку в сумочку и закрываю маленький пакетик. Почему он просто не оставит это в покое?

Что касается меня, то мы можем остаться здесь на всю ночь, потому что я ни за что не скажу ему, что была так чертовски взволнована и счастлива, когда он поцеловал меня на глазах у всех. Как будто я что-то значу. Словно… он влюблен в меня. Я так долго мечтала, чтобы он это сделал. И теперь понимаю, что он, возможно, сделал это только потому, что верит в нашу любовь. Раньше он даже не считал уместным поцеловать меня в день нашей свадьбы.

— Мне больше нечего сказать. Пожалуйста, мы можем поехать домой?

— Ладно. — Он заводит машину.

Тридцатиминутная поездка проходит в полной тишине. Когда мы подъезжаем, Лука паркуется на подъездной дорожке и обходит вокруг, чтобы открыть мою дверь. Он по-прежнему ничего не говорит. Может, так будет лучше. Сегодняшний вечер был изматывающим, и я не в настроении воевать с мужем. И вдобавок ко всему, мои ноги уже несколько часов мучают меня. Поэтому, прежде чем выйти из машины, я снимаю туфли, и, держа их в руке, направляюсь к дому. Я делаю, быть может, три шага, прежде чем Лука подхватывает меня на руки и несет к входной двери.

Он не ставит меня на пол, когда мы входим внутрь, а продолжает подниматься на два лестничных пролета. Войдя в нашу спальню, он опускает меня на кровать, затем разворачивается и исчезает в ванной. Через несколько секунд слышу, как включается душ.

Вместо того чтобы ждать, пока он закончит, я спешу в свою старую комнату и быстро принимаю там душ. Выйдя из ванной, смотрю на свою старую кровать, потом на дверь между комнатами. Я не хочу спать одна, но, возможно, было бы лучше избежать лишних вопросов сейчас, поэтому закрываю соседнюю дверь. Откинув одеяло, забираюсь в постель и сворачиваюсь калачиком под одеялом.

Только я закрыла глаза, как громкий хлопок заставляет меня вскочить. Я ищу источник, и мой взгляд падает на Луку, стоящего в дверном проеме между комнатами. Он совершенно голый, с распущенными волосами и, судя по выражению его лица, зол, как черт. Дверь рядом с ним болтается на одной петле.

— Она была не заперта, черт возьми! — я огрызаюсь.

Он подходит к кровати, хватает меня прямо под грудную клетку и поднимает. Затем перекидывает меня через плечо.

— Очень по-взрослому, — бормочу я, пока он несет меня в нашу спальню. Когда мы добираемся до кровати, он кладет меня на нее, затем ложится поверх меня, опираясь на локти. Словно запирает меня в клетке.

— Ты спишь в этой кровати, — говорит он сквозь стиснутые зубы. — Больше нигде. Это ясно?

— Даже когда мы ссоримся?

— Даже когда мы ссоримся, Изабелла.

— Хорошо, — говорю я, проводя пальцами по его волосам. Забавно, насколько они мягкие; я могла бы провести всю ночь, просто гладя их рукой.

— Что я такого сделал, чтобы заставить тебя плакать? — спрашивает он и наклоняет голову. — Это из-за поцелуя?

— Лука…

— Ты чувствовала себя неловко из-за того, что люди видели, как мы целуемся?

Я таращусь на него, разинув рот.

— С чего бы мне это делать?

— Потому что я намного старше тебя, и тебе неловко целовать меня на публике. Почему ты мне не сказала?

— Что?! — Смотрю на него широко раскрытыми глазами, задаваясь вопросом, как, черт возьми, он пришел к такому выводу. — Конечно, нет!

— Не лги мне, Изабелла. Я хочу знать правду.

Он хочет знать правду? Отлично. Я беру его лицо в свои ладони и смотрю прямо ему в глаза.

— Я была влюблена в тебя много лет. Много лет, Лука, — говорю я. — Я жила ради тех коротких мгновений, когда ты приходил на встречу с моим дедушкой. По сути, преследовала тебя по всему дому, прячась за мебелью или кустами в саду, просто чтобы посмотреть на тебя. — Я сжимаю его лицо, затем продолжаю: — До того как мы поженились, каждую ночь в течение двух лет я засыпала только после того, как трогала себя и представляла, что ты рядом со мной. Я никогда не была ни с одним мужчиной, кроме тебя, потому что даже когда ты был под запретом, я не хотела спать ни с кем другим, — признаюсь я и целую его. — Я любила тебя столько, сколько себя помню, Лука. И быть поцелованной тобой на глазах у всей семьи — это воплощение моей мечты. Я плакала, потому что была счастлива.

— Значит, ты не думаешь, что я слишком старый для тебя? — спрашивает он, глядя на меня сверху вниз.

— Лука, милый, мне наплевать, сколько тебе лет. Я никогда в жизни не хотела другого мужчину.

Рука Луки обхватывает мой подбородок, и он несколько мгновений наблюдает за мной прищуренными глазами. Затем скользит рукой вниз, под мою ночную рубашку, и кладет руку мне между ног.

— Никого не было, кроме меня?

— Я уже говорила тебе, ты был моим первым. — И снова целую его. — На самом деле, ты единственный мужчина, который когда-либо прикасался ко мне.

Его тело все еще нависает надо мной, и на несколько секунд кажется, что он даже не дышит, когда его глаза впиваются в мои. И он срывается. Схватив подол моей ночной рубашки, он тянет шелковистую ткань до тех пор, пока не раздается треск рвущегося материала. Вскоре та же участь постигла и мои трусики. Если так будет продолжаться и дальше, мне придется покупать новое нижнее белье каждую неделю. Или перестать покупать его вообще.

Он правой рукой дразнит мой клитор, в то время как его левая рука путешествует по моему телу, начиная с шеи, по груди и животу, пока не оказывается у меня между ног. Его глаза не отрываются от моих, пока он скользит пальцем внутрь меня, все еще массируя клитор другой рукой.

— Только моя, — шепчет он и добавляет еще один палец, заставляя меня судорожно вдохнуть.

Самодовольная ухмылка растягивается на его губах. Он зарывается лицом между моих ног, заменяя палец на клиторе своим языком. Мое дыхание сбивается, поскольку давление внутри меня продолжает нарастать, но как только оказываюсь на грани, он убирает