Шрифт:
Закладка:
«Се, Царствие Божие внутрь вас есть».
17.
Преобразование воли посредством знания – это факт, который философия не может игнорировать; более того, это самое важное и значительное явление в этом мире. Но это бывает редко. Это происходит у отдельных людей в тишине, а иногда шумно у нескольких одновременно, всегда с необходимостью.
Признание – это условие, а именно четкое осознание определенного, большого преимущества, которое перевешивает все остальные преимущества. Этого мы должны придерживаться как фундаментальной истины этики. Самый святой поступок лишь внешне бескорыстен; он, как и самый низкий и подлый, эгоистичен, ибо ни один человек не может действовать против своего «я», своей самости: это совершенно невозможно.
Но необходимо провести различие, поскольку незаконные, законные и моральные действия могут быть строго разграничены философией: все они эгоистичны, и поэтому я говорю, что все незаконные (запрещенные законом) и все законные (совершаемые с неохотой, из-за страха наказания) действия вытекают из естественного эгоизма, а все моральные действия (они могут проистекать из врожденного блага или из воспаленной воли) – из очищенного эгоизма. Это классифицирует все действия человека, которые интересуют специалиста по этике. Их неизбежно эгоистический характер сохраняется, но при этом устанавливается существенное различие. Можно также сказать: эгоизм является общим корнем двух племен: природного (сырого) и очищенного эгоизма, и каждое действие принадлежит одному из этих племен.
18.
Чем больше преимущество, чем более оно определенно, тем быстрее воспламеняется воля при ясном осознании его; действительно, воля должна воспламениться, если преимущество сильно перевешивает все остальные и не вызывает сомнений у человека. Здесь совершенно безразлично, является ли преимущество действительно большим и определенным, или оно существует только в воображении как таковое. Пусть все остальные осуждают и высмеивают его, лишь бы только данный человек не сомневался в нем и проникся его величием.
История неопровержимо доказывает факт морального воспаления воли. С одной стороны, не приходится сомневаться в истинном и неподдельном патриотизме греков во времена персидских войн, а с другой стороны, не приходится сомневаться в том, что жизнь должна была казаться им особенно ценной; ведь чего не хватало этому одаренному народу? Это была единственная ветвь человечества, у которой была прекрасная, счастливая юность; всех остальных постигла та же участь, что и людей, которые в силу каких-то обстоятельств не приходят к сознанию своей юности и только страдают от гибели утаенного от них счастья. И именно потому, что греки умели ценить жизнь в своей стране, они должны были исполнять свой гражданский долг в горячей любви к своему отечеству; ведь они были маленьким народом, когда на них напало колоссальное превосходство персов, каждый должен был быть
убежден, что победа возможна только в том случае, если каждый отстоит свою жизнь, и каждый знал, какую участь принесет ему поражение: утащить его в рабство. Там должна была загореться воля, там каждый рот должен был произнести: скорее смерть!
Как, кстати, отличаются обстоятельства сегодня. Конечно, побежденный цивилизованный народ по-прежнему много теряет, но ущерб значительно меньше, чем в прежние времена, и большинство людей даже не осознают его. Здесь действует разъедающий яд космополитизма, который в нынешних условиях может быть внедрен в народ только с величайшей осторожностью, если мы хотим, чтобы он оказал благотворное влияние. «Все люди – братья; мы не воюем против своих братьев; мир – наше отечество»; так кричат самые незрелые духи, которые не знают даже истории своей страны, не говоря уже о трудовом пути человечества по одному из них.
Они не знают даже истории своей страны, не говоря уже о тяжелом пути человечества по одному великому, неизменному закону, который проявляется в самых разнообразных формах. И поэтому сейчас так редко можно встретить настоящую непреходящую любовь к родине, которую нельзя путать с жаждой драки или патриотическим опьянением, которое быстро проходит.
Более того, подлинная твердая вера приводила к самым неожиданным обращениям.
Вспомните возвышающие явления первых трех веков христианства. Люди, которые за день до своего обращения были еще глубоко мирскими, потакали себе и хвастались, вдруг не думали ни о чем другом, кроме спасения своей бессмертной души, и с радостью испустили последний вздох под самыми ужасными пытками. Случилось ли чудо? Ни в коем случае!
Они ясно осознали, где лежит их спасение; они поняли, что годы мучений – ничто по сравнению с мучительной вечностью; что самая счастливая земная жизнь – ничто по сравнению с вечным блаженством. И в бессмертие души, и в суд, как учила Церковь, верили. Затем человек должен был родиться заново, затем воля должна была воспламениться, как камень должен был опуститься на землю. Как раньше ему приходилось расточаться и стараться скрывать от себя всякую боль, так теперь он должен был раздать свое имущество бедным и пойти исповедаться: «Я христианин», потому что просто в одночасье в его сознание вошел непреодолимо сильный мотив:
Кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю Я пред Отцом Моим Небесным. (от Матфея. 10.)
Блаженны гонимые за правду, ибо их есть Царство Небесное. (от Матфея. 5.)
Атмосфера была настолько наполнена новым учением, что это даже вызвало духовную эпидемию. Целые толпы людей толпились вокруг трибунала римских правителей, умоляя о самой мучительной смерти. Как рассказывает Тертуллиан, один претор обратился к такой толпе: «Несчастные! Если вы хотите умереть, у вас есть веревки и обрывы». Он не знал, что речь идет о Царстве Небесном и что его легче всего достичь, согласно обетованию, через мученичество.
Однако если отвлечься от мучеников и рассмотреть более простые явления, то чистая, подлинная благотворительность сияет на нас со всех сторон в людях, из характера которых она не могла бы вытекать. Все они были преобразованы, но – давайте помнить об этом – по необходимости, совершенно естественным образом.
19.
Моральное воспаление воли – это факт, который я пытался объяснить в предыдущем изложении в чисто имманентных терминах. Это факт, подобный трансформации нормального состояния химической идеи в электрическую, подобный трансформации нормального состояния человека в аффект. Я буду называть это моральным энтузиазмом. Как и эстетическая, она является двойным движением, но принципиально отличается от нее. Во- первых, она, как и последняя, не является целостным движением, поскольку ее части находятся далеко друг от друга во времени. Первая часть, сдвинутая вместе, – это бурные колебания воли между удовольствием и неудовольствием, вызванные гениальным познанием, а первая часть эстетического энтузиазма – это безболезненное эстетическое состояние. Вторая его часть, с другой стороны, – это не бурное излияние воли, а чистый мир в сердце. Этот мир в сердце способен увеличиваться, что очень странно. Ибо она может, под постоянным воздействием ясного знания (т.е. не через неудовольствие желания), увеличиться до:
– моральное мужество,
– моральная радость,
– нравственная любовь.
Человек, находящийся в моральном энтузиазме, будь он временным или продолжительным, возникает ли он на чистом основании государства, или с помощью веры, или только благодаря вере, имеет в виду только одну цель, где лежит его реальное или предполагаемое преимущество, а для всего остального он мертв. Так превосходный человек, загоревшийся миссией своего отечества, отталкивает жену и ребенка словами: «Просите, если