— А обратно-то как?

Кампана слабо ткнул пальцем вверх, и покрутил им, изображая вертолет. Поперек входного проема мелькнула тень.

«Узи» вздрогнул в руке Жослена, и короткая очередь зацокала по полу фойе, отшелушивая мраморную крошку.

— Наверх! Bordel de merde!

Там же, раньше

Проснулся я очень рано, часов в шесть, но даже поваляться, понежиться не возникло желания. Бодрость во всем теле, и сна ни в одном глазу. Оставалось только умыться, причесаться — и умилиться Ленкиным бутербродам, заботливо приготовленным с вечера.

Моя единственная подчиненная ночевала в соседнем блоке, с Наташкой и Галкой, а мне впервые за много ночей довелось выспаться в нормальной комнате. Но я точно знал, что своим небывалым тонусом обязан миру и ладу с Леной. А тут еще Ритка письмо скинула, всего в одну строчку: «Мишечка, я тебя очень люблю! И очень, ОЧЕНЬ скучаю!!!»

Я заснул, улыбаясь…

…Разогрев бутерброды, схарчил оба. Еще и полную кружку чаю выдул, умяв завалявшуюся мармеладку. Жизнь удалась!

И тут мне поперло. Дожевывая мармелад, я задумчиво глядел на бликовавшую амбразуру окна, и соображал.

Как мы, вообще, перемещаем объект во времени? Холим и лелеем магнитное поле, наращиваем его без перепадов, полностью однородным, и пучок тахионов фокусируем с такой интенсивностью, чтобы равномерно облучать героического мыша.

А что, если плюнуть на однородность? Просто менять плотность потока сверхсветовых частиц в лад с величиной поля!

Я медленно отставил кружку, словно боясь потерять мысль. Но она не пропадала, по-хозяйски устраиваясь в моей голове.

— Звыняйте, товарищ генерал-лейтенант, — пропыхтел я, быстро одеваясь, — но начхать мне на ваши грозные приказы! Истина, знаете ли, дороже!

Коридор в такую рань был пуст и тих. Тихонечко спустившись на пару этажей ниже, я подкрался к дверям лаборатории, и наклацал код. Сим-сим открылся.

Шагнув на галерею, я осторожно притянул дверь за собой. Запоры лязгнули, и тут же преданно воссияла зеленая лампочка — вход заблокирован. Вот, и ладушки…

— Контрольная проверка! — мой голос заглох в обширной лаборатории, не отозвавшись даже слабеньким эхо.

— Чек-ап!

О, загуляло…

Хватило десяти минут, чтобы ускоритель раскочегарился, всякий звук подавляя зычным гудом. Да, о шуме я и не подумал… Ну, ладно. Может, успею истину отыскать до наезда бдительных стражей…

Пока камера выходила на новый режим, я сбегал и приволок обоих «путешественников во времени» — Пика с Тузиком.

Сначала, конечно, поизгаляемся над косной материей…

Почти упираясь лбом в толстое стекло, я глянул внутрь камеры — за открытой дверцей, на подставке в техотсеке, сложена целая поленница образцов. Сверху — бронзовый слиток. Его и уложим в круг. Хотя… Уж если мы чихали на неоднородность поля, то лучше класть в сторонке.

— Заброс на дистанцию в две с половиной минуты! — бодро объявил я в пустоту, и посмотрел на часы. Без трех семь. Вот, ровно в семь и…

Сердце дало сбой — тускло блеснув бронзой, за белой окружностью возник брусок. Я настолько стремительно склонился, чтобы рассмотреть клеймо, что лбом ударился о стекло. Номер, выбитый на перемещенном образце, полностью совпадал с тем, что рельефно отливал на верхнем слитке!

Манипулятор еще не касался его, а он уже здесь!

— Т-твою ж ма-ать… — хрипло вытолкнул я, и облизал сухие губы.

Время! Время! Еще полминуты — и семь! Время…

«Не будем плодить парадоксы, — барахтались мысли. — Причинность — побоку, да и черт с ней…»

Торопливо клоня джойстики и высунув от усердия язык, я подхватил манипулятором верхний брусок.

«В круг? Нет-нет…»

Механическая рука сдвинула образец, прибывший из будущего, в сторонку, а на освободившееся место поместила его же, но еще не угодившего в прошлое.

«С ума сойти…»

Часы дотикали, и ровно десять секунд спустя брусок исчез. Я выдохнул, ладонью утирая потный лоб.

— Пик, твой выход.

Мышонок привстал на задние лапки, обнюхивая сетчатый «потолок» своего картонного домика. Тузик звонко гавкнул.

— В очередь, псина, в очередь! — я нервно потер руки.

Перемещение мыша я замыслил на семь двенадцать. Дистанция — две минуты. Хронометр бесстрастно перебирал секунды, напрягая так, будто во мне самом скручивалась тугая пружина.

В десять минут восьмого коробочка с Пиком-2 материализовалась в центре камеры.

Я уже не спешил, знал, что всё успею. Мельком глянув на мыша-попаданца, опустил коробушку Пика-1 посередине белой окружности.

Семь двенадцать… Всё. Исчез.

Попал…

Там же, позже

В одиннадцатом часу я уморился, и плюхнулся на диванчик в изнеможении — хоть как-то собрать в кучку крикливые, разлетающиеся мысли.

Получилось всё. Полностью. Без единого сбоя.

Я слушал, как оба Тузика лаяли дуэтом. Хорошо еще, что пес, двоясь, перемещался в клетке, а то подрался бы. С самим собой.

Нет, к нарушению причинности я привык быстро. Подумаешь, причинность… Вон, всякие кварки с глюонами знать не знают, что начало предшествует концу, и ничего. Справляют свой конфайнмент, и шлют макромир ко всем чертям с матерями.

А вот меня угнетала, придавливала, сбивая дыхание, тяжкая лавина предчувствий, гаданий, рваных мыслей. О прошлом и будущем. Отпереть заветный сундучок старушки Пандоры так легко…

Вдруг тональность гула опала в низы, а на пульте замигали зеленые индикаторы, фиксируя заброс.

— Эт-то еще что? — я выпрямился, тревожась и напрягаясь.

Не те слова! Мне стало страшно. За стеклом хронокамеры качнулась тень, напомнив мне Терминатора, расправлявшего бугристое тулово. С рассыпчатым звоном повалились образцы.

— А, ч-черт…

Лязгнула дверца техотсека, и в лабораторию шагнул… я.

Помню, как меня однажды, еще в отрочестве, поразило, до чего ж представления о себе не соответствует тому образу, что запечатлевает любительская кинокамера. Сейчас вышло еще хуже.

Какой-то я… слишком длинный, что ли. Не высокий, а именно длинный, вытянутый. А эта сутулость откуда? Я же распрямляю плечи! И животик проглядывает…

— Что уставился? — криво усмехнулся двойник. Его лицо — или мое?! — передернулось, и он рявкнул: — Вставай, давай! Расселся тут! Я выставил дистанцию на пять минут, минута прошла. Через четыре минуты сюда вломятся… Ладно, потом разберемся! Шпионы, диверсанты, инсургенты… Бронежилет где?! Надел, быстро!

— Что ты на себя орешь? — вытолкнул я, послушно влезая в «броник». Шуточка вышла не слишком, да и губы мои прыгали. Ни возмущения,