– Мне кажется, вы пришли не фотографироваться, а морочить мне голову, – надтреснутым голосом сказал Гвоздарев. – Вынужден просить вас уйти, мне некогда выслушивать подобные инсинуации…

– Неужели вам не хочется узнать, где вы ошиблись, Василий Ионович? – спросила Маруся. – Вы, наверное, убеждены, что все просчитали, не оставили никаких следов и никто ничего не докажет? Но на самом деле вы наследили. Ваши отпечатки обнаружены и на ноже, которым ранили Семена, и на чашке, из которой отравили Симу, и на…

– Бред! – взорвался Гвоздарев. – Вы всерьез полагаете, что человек с моей выучкой и опытом может так ошибиться?! Я не мог наследить, потому что работал в перчатках! Тоже мне пинкертоны! Да что вы знаете, молодежь зеленая?! Вы думаете, все эти годы мне было легко?! Но у меня была миссия! Миссия, понимаете? Да что вы можете понять…

Маруся сама не ожидала, что ее простенький и банальный прием возымеет такой эффект.

– Если ошибусь я, поправьте меня, – предложила она. – Отравление Симы угарным газом – тоже дело ваших рук. Как потоп в читальном зале и манипуляции с ключом от библиотеки. Вы подстроили потоп в библиотеке, чтобы выманить Симу из дома, а самому пробраться туда и закрыть печную задвижку, верно? И короткое замыкание вкупе с пожаром тоже вы организовали…

– О нет, мне чужие грехи ни к чему, своих хватает, – возразил Гвоздарев. – В этом бардаке розетки и без того на соплях держатся. Так что пожар – это, пардон за каламбур, чистой воды совпадение. А Сима ваша сама виновата: если б не ее дурацкая затея с запросами, была бы сейчас жива-здорова. А я ведь ее просил не посылать никакие запросы! Так нет же, ей же нужно было «восстановить справедливость»! Восстановила?

– Эх вы, – тихо сказала Маруся, – так красиво рассказывали о жанре портрета, о внутренней сути человека, о застывшей музыке… Я думала, вы – художник с большой буквы, а вы – хладнокровный убийца. На вашем счету наверняка больше, чем три жертвы. Ничего, следствие разберется. А миссию свою вы все равно не выполнили. Мы теперь знаем, где находится архив.

– Он затоплен, до документов вам никогда не добраться!

– Не переживайте, обязательно доберемся, – вмешался все это время молчавший Воронов.

Гвоздарев, как будто опомнившись, бросил быстрый взгляд по сторонам, руками сильно толкнул тяжелую фотокамеру на колесиках на Марусю и Андрея и бросился к занавеси, за которой скрывалась потайная дверь. Стукнула щеколда, из-за занавеси повеяло холодом.

– Я за ним, – Андрей сунул Марусе в руки портфель и кинулся следом.

Маруся на секунду застыла посреди павильона, прижимая к себе портфель. Затем ее внимание привлек странный скрип, доносившийся из соседней комнаты. Заглянув туда, она увидела Любовь Павловну, сидевшую в кресле-качалке с котом по имени Бисмарк на коленях. Любовь Павловна смотрела невидящим взглядом в огромное наклонное окно.

– Вы знали? – спросила Маруся.

– Догадывалась, – поглаживая кота, ответила Любовь Павловна, – я много лет уже с ним рядом. Не раз хотела пойти и рассказать… Не смогла. Я ведь любила его, сильно любила. Любовь, милочка, зла… Бася, подожди немного, сейчас пойдем, дам тебе покушать.

Маруся с наслаждением вдыхала морозный воздух на крыльце фотоателье, когда к ней подбежал взбудораженный Малышев.

– Все в порядке, взяли. Хорошо, что ты предупредила о потайной двери, иначе упустили бы… Как думаешь, запись получилась? – он кивнул на портфель, который Маруся держала в руках.

– Леня Зяблик клялся, что это лучший кассетник, который сейчас можно достать, – пожала плечами Маруся. – Импортный, называется «Филипп». Или «Филиппус», я вечно эти иностранные названия путаю…

35

Встреча нового, 1977 года в гарнизонном Доме офицеров была в полном разгаре. Маруся отыграла в спектакле, оттанцевала с «Калинкой», переоделась в кремовую блузку с бантом и плиссированную юбку и спустилась из-за кулис в зал, переполненный веселящимся народом. Она весь вечер высматривала Воронова, но он в Дом офицеров не пришел. И это после всего, что между ними было! Вот и верь после этого в любовь. Разве что в злую…

Зато Маруся, перемещаясь по залу и присоединяясь то к одной, то к другой группке знакомых, столкнулась с Иваном Трофимовичем и его Клавдией Матвеевной. Посыпались взаимные поздравления, пожелания, приглашения в гости… Когда Маруся уже собиралась отойти, Иван Трофимович ее остановил.

– Марусенька, постойте. Хотел сказать вам еще кое-что.

– Что, Иван Трофимович?

– Я… пошел бы с вами в разведку. Не колеблясь.

– Спасибо, – улыбнулась Маруся, – и я с вами пошла бы. Так что, если соберетесь в разведку, зовите…

Началась дискотека. На медленный танец Марусю пригласил Юрий Артемьев, и она уже положила руку ему на плечо, когда сквозь толпу прижимающихся друг к дружке парочек к ней пробилась Катя.

– Марусь, там тебя зовут, – с очень загадочным видом сообщила Катерина.

– Кто?

– Иди, сама увидишь…

Маруся извинилась перед Юрием, который тут же подхватил за талию Катю, и выбежала в вестибюль.

В вестибюле ее ждал Андрей. Вид у него был запыхавшийся, глаза блестели, в руках он держал корзинку с цветами.

– Марусь, прости за опоздание! Встречал передачу с юга, задержался и чуть не пропустил встречу Нового года!

Накопившаяся за вечер обида на Андрея улетучилась в одно мгновение.

– Не верю своим глазам! Это же подснежники! Настоящие! Где ты их раздобыл?!

– Мой друг в Крыму договорился в Никитском ботаническом саду, они там наловчились среди зимы подснежники выращивать… Без лишней скромности замечу, что операцию мы с другом провернули непростую! Операцию «Подснежник»… Прибыли полчаса назад военно-транспортным бортом. Нравятся?

– Еще бы!

Маруся взяла корзинку обеими руками и осторожно, чтобы не помять ни один лепесток, сунула в нее нос. Запах тонкий, едва уловимый. Запах весны! Подснежники пахли весной, которая пока еще далеко, но скоро непременно наступит…

– Чудо просто… Чувствую себя героиней сказки «Двенадцать месяцев», – счастливо улыбаясь, сказала Маруся.

– Я рад, – загадочно улыбнулся Андрей. – Ну, раз у тебя сейчас такое сказочное настроение, есть надежда, что ты благосклонно отнесешься к моему предложению.

– И какому же?

– Выходи за меня замуж!

Маруся подняла на него удивленные глаза.

– Замуж? Вот так, с бухты-барахты?

– Маруська, отставить вредничать! Немедленно отвечай: «Так точно!» – обнимая ее, потребовал Воронов.

– Не могу. Мне надо подумать, – заупрямилась Маруся.

– Подумать? – хмыкнул Андрей. – Это настораживает. Твое «надо подумать» чревато, как всем известно, сногсшибательными, во всех смыслах этого слова, последствиями. Ладно, я сегодня добрый. Думай. Даю тебе ровно шестьдесят секунд. Время пошло. Пятьдесят девять, пятьдесят восемь, пятьдесят семь, пятьдесят шесть…

Примечания