– Стельден, береги ворожею! Она нам понадобится, это приказ Сезаруса!

Раве устремился в толпу, на ходу раздавая приказы. Завидев командующего, солдаты перестали походить на разбежавшихся кур, их действия стали более собранными и слаженными. Стельден грубовато схватил меня за локти и потащил куда-то прочь, за пылающий шатёр командующего, а оглянувшись, я увидела, что Раве собирает пеших и лучников в строй. У меня проскочила глупая и мелочная для моего положения мысль: «Жаль, что все мои вещи и рисунки антиквара бесславно сгорят».

– Куда мы идём? Куда? – спрашивала я как заведённая и ненавидела себя за эти глупые вопросы – наверняка Стельден уже успел решить, что я истеричная клуша.

– Я тебя спрячу, – буркнул солдат и больше не произнёс ни слова.

Мимо нас носились испуганные лошади, которых тщетно пытались поймать солдаты. Вокруг полыхало, мельтешило и сыпало пеплом на головы. Впереди я заметила самые большие обозы: с фуражом и водой и поняла, что Стельден не придумал ничего лучше, чем спрятать меня за ними. Я куталась в одеяло Раве, если б не оно, я бы окоченела от холода, едва выбравшись из шатра.

– Давай прячься! Мне пора к своим, в строй.

Стельден пихнул меня в спину по направлению к обозам. Лагерь наполнился жуткими звуками: визгами и воем, похожими на какой-то дикарский боевой клич. За этим шумом не было слышно свиста стрел, я поняла, что по нам стреляют, только когда увидела перед собой древко, торчащее из земли. Солдаты, выстроенные Раве, пятились к нам.

– Теснят нас к берегу, сволочи, – процедил Стельден.

Армия снова переполошилась, солдаты бросились кто куда. Между ними замелькали вражеские конники, неистовые и яростные, как пламя. От страха мне стало трудно дышать. Я кинулась к обозу, но в него попала горящая стрела: фураж мгновенно занялся, я бросилась прочь. Стельдена и Раве уже нигде не было видно, а из-за пелены дыма и свои, и вражеские воины казались одинаковыми.

На меня кто-то налетел, сбив с ног. Я упала на землю и закашлялась, вдохнув особо едкий дым. Мимо просвистело несколько стрел, кругом кричали. Рядом упал мужчина с рассечённой грудью, и по кожаному доспеху я поняла, что это не воин Царства.

Мне некуда было прятаться. Нам некуда было отступать. Нас окружили с трёх сторон и теснили к ледяной воде, где мы точно погибли бы: если не от руки врага, то утонув или замёрзнув насмерть.

Я поднялась на ноги и бросилась бежать, сама не зная куда. Меня обуял такой ужас, какого я не испытывала никогда в жизни. Не успела я пробежать и двадцати шагов, как что-то крепко ударило меня по голове. Я снова упала, на меня навалилось чьё-то тело, и мои мысли заволокло чёрным дымом беспамятства.

* * *

Я с трудом открыла глаза. Кровь заливала всю правую сторону лица, голова болела так, что я сомневалась, не пробит ли мой череп. Вокруг землю усеяли мёртвые. На мне лежала чья-то рука, я сбросила её и мельком взглянула на владельца: безбородый юнец взирал в небо пустыми распахнутыми глазами, из его шеи торчала стрела. С ужасом я узнала в нём Гавесара. Стоило ли спасать его из могилы? Не лучше бы ему было задохнуться под землёй? Наверное, нет. Стрела в шею – это быстро. Смерть под бескрайним серым небом приятнее смерти под землёй.

Кое-где ещё шевелились, но я была одной из немногих выживших. Армия Княжеств атаковала так свирепо и коварно, что у нас просто не было шанса. Я едва не задохнулась от нахлынувших чувств: к такому зрелищу невозможно подготовиться, даже если ты падальщик, привыкший видеть мёртвых чаще, чем живых. Берег залива и холм усеяли солдаты Царства, земля взмокла от их крови, и в небе уже начали кружить птицы – вороны, чайки или канюки, я не разбирала. Лишь чудом меня пощадили стрелы. Кто отвёл их? Неужто воля Милосердного?

С трудом приподнявшись, я переползла к юноше, который ещё хрипел. Его лицо побурело от крови, шлем валялся рядом, а в груди торчала стрела.

– Не дыши, – прохрипела я и положила ладони с двух сторон от раны. Солдат захлебнулся булькающим стоном. – Потерпи.

В глазах у меня стало сухо и горячо. Я не понимала, что делала – просто хотела хоть кому-то помочь. Хороша лекарша-ворожея, которая всю битву валялась в поле и не принимала раненых… Опомнившись, что рана со стрелой не заживёт, я раздосадованно всхлипнула. Где же все? Где лекари? Почему не спешат на помощь?

Я не сразу заметила отряд врагов. Они двигались медленно, едва ли не надменно вышагивали победителями, и кони с трудом находили, куда ставить ноги среди убитых. Воины Княжеств в кожаных доспехах и багровых плащах сами по себе выглядели устрашающе, но подлинный ужас вселял их предводитель. Сперва мне показалось, будто это помутнение измученного разума, но чем ближе подходил отряд, тем больше я убеждалась, что вижу всё наяву.

Первым в строю был вовсе не конь. Всадник сидел верхом на медведе – матёром, огромном чудище с лоснящейся бурой шкурой. При ходьбе на плечах и бёдрах медведя выступали бугры мышц, маленькие чёрные глаза щурились, почти по-человечески осознанно рассматривая поле боя. Медвежий всадник вселял не меньше ужаса: это был совсем молодой мужчина, длинноногий, стройный, с длинными чёрными волосами и… зелёной кожей, почти как нечистецы на картинах из лавки Штиля. Доспехов на нём не было – роскошный кафтан и тяжёлый отороченный мехом плащ, спадающий на медвежью спину. В ушах юноши блестели золотые серьги, а глаза под хмуро сдвинутыми бровями сверкали янтарём. Я даже позабыла о своей боли, о своём страхе и горе, настолько меня заворожил его взгляд и выражение странного, не то человеческого, не то нечистецкого лица…

Он тоже заметил меня. Я не сразу поняла, что медвежий всадник смотрит именно на меня, а не на мертвецов. Он остановил своего зверя, а потом направил прямо ко мне. Меня словно окатили холодной водой. Я перевернулась на бок и замерла, слишком уставшая и напуганная, чтобы пытаться бежать.

Медведь остановился напротив меня, втягивая воздух влажным носом. Зверь чуял кровь, но был слишком хорошо воспитан, чтобы броситься на падаль. Я подумала, что от меня самой крепко несёт кровью и страхом – не лучший запах для встречи с диким животным.

– Неужели женщина? – насмешливо спросил юноша. Его голос одновременно был и надменным, и мягким, с заметным иноземным выговором. – Ты сражалась за Царство?

– Я не воин, – шикнула я. – Не билась, но едва не попала под ваши стрелы.

Не знаю, как я могла говорить с ним, зеленокожим, янтарноглазым, ловя на себе дыхание ездового медведя. Воины приблизились к своему предводителю и встали полукругом, глядя на меня так же равнодушно, как на тех, кому уже не суждено было встать.

– Золотой Отец пощадил тебя. Я бы сказал иначе: приберёг для нас. – Юноша небрежно махнул рукой, указывая на меня. – Возьмите её, подарим князю.

Двое дружинников шагнули ко мне, один из них занёс руку в перчатке и наотмашь ударил меня по лицу. Меня вновь поглотила тьма, плотная и милосердная.

* * *

Князю меня не подарили. Я очнулась в каком-то подземелье: сырая почва вместо пола, промозглый, суровый холод и тусклый свет из крошечного окошка где-то под потолком. Мне было плохо. Знобило, всё тело болело, в голове гудело. Я ощупала затылок: волосы слиплись от крови, прикосновения отзывались ноющей болью. То, что я оказалась жива, виделось мне слабым утешением.