Вовке теперь казалось, что она готова поверить во что угодно. Она уже не сомневалась, что видела тени своими собственными глазами, и никакой это игрой света не было – ни в вагоне, ни там, в зеркале заброшенного особняка. Но вот черные глаза – и у Феди, и у Лёли – что значили они? Был ли Федя реален или Вовке он просто привиделся? Тогда и Лёля должна вот-вот испариться, а Илья будет только руками разводить? А может, все трое – просто видения и Вовка сейчас в купе одна-одинешенька? Или – еще хуже – это не ее друзья, а подменыши, которых подсунул ей Джинн?

Она покосилась на Лёлю. Та деловито копалась у себя в рюкзаке. Скрутила наушники в жгутик и засунула их в маленький внутренний карман, проверила паспорт и телефон, переложила в косметичке сухие салфетки и влажные, поудобнее пристроила в глубине зонтик.

Нет, это была ее Лёля, до боли знакомая Лёля со всеми ее родными повадками: только она сворачивала наушники таким сложным узлом, только она в любую погоду носила зонтик и пренепременно брала с собой два вида салфеток. У Вовки, например, вообще салфеток не было, а зонт она забывала даже в дождь.

Нет, это Лёлька, точно Лёлька, иначе и быть не может. Только вот глаза эти…

На всякий случай Вовка все-таки потрогала ее за локоть, и Лёля тут же взвилась:

– Опять какой-нибудь тест паршивый? Давай-ка, руки быстренько убрала и дуй вещи собирать.

Но Вовка только едва сдержала улыбку. Да уж, более настоящей Лёли и не придумаешь.

– Эти ваши поезда… – зевнул Илья, спрыгивая с полки. – Спал бы и спал. Что, уже скоро?

Он глянул на Вовку как-то особенно, доверительно, и она, забыв в ту же секунду про все тревоги, вспомнила их маленький секрет – про то, как они стояли в коридоре соседнего вагона и долго-долго целовались…

А потом поезд вдруг страшно дернуло, что-то заскрежетало, завизжало, полетели с полок вещи, покатились по ковру стаканы, мигнул свет. Купе, задрожавшее, как в центрифуге, встряхнуло, а вагон встал. За окном в темноте чернело поле.

Лёлю только вжало в спинку сиденья, а Вовку с Ильей шмякнуло рядом. Вовка приложилась о верхнюю полку, и лоб онемел от боли.

– Это что вообще? – пролепетала Лёля.

Илья выудил из-под себя Вовкин рюкзак, приподнялся, потирая лодыжку, и выглянул в коридор. Состав стоял, и в необычной тишине взволнованные голоса и оханье звучали как-то чужеродно.

– Непонятно, – сказала Вовка, всматриваясь в черноту за окном. – Ни одного дома. На станцию не похоже. Да и рано.

До прибытия оставалось еще сорок пять минут.

– Странно, – Илья пожал плечами. – Может, алкаш какой-нибудь под колеса бросился?

От такого предположения у Вовки аж шея заледенела. Ну почему сразу вот так? Почему не сказать, что остановились из-за какого-нибудь выскочившего на пути лося? Почему сразу человек?

– Ехали небыстро, – заметил Илья. – Иначе бы с рельс сошли в два счета.

По коридорчику пробежала проводница, и Вовка выглянула ей вслед.

– Вернитесь на места, пожалуйста! Вернитесь, пожалуйста, на места! Сейчас тронемся, мне травмы не нужны!

Голос у нее был беззаботный, и пассажиры забормотали уже веселее.

– А что случилось-то? – высунулся старик.

– Электричество кончилось? – хохотнул кто-то.

– Рельсы? – предположили в начале вагона, и теперь уже смеялись все: наперебой озвучивали версии и по купе разбредаться не спешили.

Поезд так и не тронулся. Через десять минут проводница вернулась с неутешительными новостями: дальше состав не пойдет из-за «технической неисправности». Это же несвязно пробормотал по громкой связи машинист.

– Э-э-э, – изумился Илья. – И как нам дальше?

Лёля только хлопала ресницами, сжимая свой тщательно упакованный рюкзачок.

– Отбуксируют на ближайшую станцию, – объяснила проводница, проходя мимо. – Тепловоз уже вызвали.

– То есть дотянут до Краснокумска? – спросил Илья.

– Ближайшая – Подберезье, – добродушно отозвалась проводница. – До Краснокумска оттуда ходят автобусы, с ветерком домчитесь.

Уселись ждать. Спустя час стало ясно, что «с ветерком» – перспектива еще очень и очень отдаленная. И ходят ли автобусы в ночи, оставалось неясно. Илья меж тем поймал, наконец-то, Сеть и засел изучать карту.

– Тут трасса совсем близко, – заявил он. – Метров триста. Подберезье – это еще сорок километров назад, а Краснокумск здесь вообще рядом. Нормальная у них логика?

– Скажи спасибо, что хоть куда-то дотащат, – пожала плечами Лёля. – Может, по-другому никак.

Вовка меж тем извертелась на месте и уже не знала, куда себя деть.

– Выходит, нас сначала назад отбуксируют, а потом нужно будет ехать обратно на автобусе до города? – спросила она. – Так мы глубокой ночью доберемся…

От мысли, что придется разыскивать бабушкин дом во тьме, стало как-то неуютно.

– Вот если бы прямо тут сойти разрешили… – задумчиво протянул Илья.

– А могут? – оживилась Вовка. – Мы бы на трассе машину поймали.

– Очень сомнительная идея, – поджала губы Лёля. – Тут же ни платформы, ничего. Ты прыгать собралась?

– Там лестницы везде есть, – качнул головой Илья. – Спуститься нетрудно.

– Да, но кто тебя такого особенного выпустит? Думаешь, так делают? – съязвила Лёля, правда, без особого яда. Вот с братом она переругивалась по-настоящему, отчаянно, злобно.

– А в чистом поле разве положено ни с того ни с сего вставать? – парировал Илья.

– Там же неисправность! – напомнила Лёля.

– Отчаянные времена – отчаянные меры, – тряхнула головой Вовка.

Но о дверях проводница даже говорить отказалась.

– Не положено, – покачала она головой. – Вы не волнуйтесь, ребята. Сейчас поедем, скоро уже.

– Ага, назад, – бормотала себе под нос Вовка, пробираясь по коридорчику следующего вагона.

Илья с Лёлей едва за ней поспевали.

– И не сидится тебе на месте, – бормотала ей в спину Лёля.

– Нормально! – подбадривал сзади Илья. – Проверим все сами.

Вовкина теория оказалась верной. Двери у кабины машиниста были распахнуты. На путях, мелькая в ярком свете огней, сновали люди в оранжевых жилетах. Никаких тел на шпалах видно не было. Возможно, убрали. Или и вправду просто какая-то неведомая «техническая неисправность».

Девчушка лет семи, прижимая к груди растрепанную куклу, завороженно глазела из провала дверей во тьму. Длинноногая женщина, придерживая дочурку за капюшон, равнодушно курила, выдыхая на улицу.

– Фу, как так можно, – забубнила Лёля. – Она же на ребенка дышит. А держит как? А если ребенок свалится?..