мэтр Ланселот соберет нас, сотрудников, в своем кабинете, чтобы сообщить, что возвращается в столицу. И он действительно пригласил меня, Кирана и Белинду заглянуть «на пару слов».

Я шла, точно на казнь. Вот сейчас увижу счастливое лицо мэтра Ланселота – ведь радость скрыть не так просто – и услышу свой приговор: «Спасибо всем за работу, но жизнь не стоит на месте, я возвращаюсь». Больницу, конечно, не бросит, передаст на попечение того же Кирана или уговорит Белинду. А я доработаю до конца лета. Стану каждый день проходить мимо двери кабинета, зная, что Ланса там больше не увижу.

Как ни странно, особого воодушевления на лице мэтра Даттона я не заметила. Он перебирал лежащие на столе документы, поднял голову, когда мы зашли. Улыбнулся:

– Почему такие траурные лица? У меня хорошая новость: все претензии к больнице сняты, продолжаем работать в штатном режиме.

– И все? – напряженно спросила Белинда.

Она, кажется, тоже готовилась к переменам.

– А что вы еще ожидали услышать?

У меня точно тяжелый груз упал с плеч. Он не уедет. По крайней мере – не сейчас. Не знаю, до чего они договорились с бывшей невестой, но пока все остается по-прежнему!

Такая мелочь – просто видеть его каждый день, слышать его голос, а я готова летать от счастья. Не представляю, как смогу проститься, когда будет нужно возвращаться в университет, но полтора грядущих летних месяца казались вечностью.

– Грейс, ты просто расцвела, – шепнула Белинда, когда мы выходили из кабинета. – Так и светишься. Неужели влюбилась в кого-то?

– Нет, ты что! С нашей работой разве найдешь время на такие глупости! – фыркнула я. – Я выспалась наконец-то, вот и все!

Неделя выдалась относительно спокойной. Стояла жара, солнце палило с раннего утра до позднего вечера, и, по словам Берта, жителям городка было «лениво влипать в передряги». Хорошо, коли так!

Как всегда, неприятности подкараулили тогда, когда их меньше всего ждешь.

Я задержалась в больнице, приводила в порядок карточки – давно пора заняться, да руки не доходили – и ожидала Кирана, чтобы передать ему дела. Мэтр Ланселот ушел пораньше, чтобы нанести визит мэру. Зачем ему к мэру? Уж не задать ли вопрос о монне Райт?

Внезапно в дверь влетела запыхавшаяся Марта.

– Монна Амари, там…

Договаривала она уже на лестнице, пыхтя в спину:

– Говорит, жене совсем худо. Сутки мучается – родить не может.

Я только зубами заскрипела. Обычная история: к целителю обращаются лишь тогда, когда и мать, и ребенок на грани смерти.

– Роженицу привез?

– Нет, сам прибежал. Умоляет идти с ним.

У входа топтался щуплый молодой гоблин, от волнения его кожа посерела. Увидев меня, он кинулся было мне в ноги, но я схватила его за плечи и встряхнула, приводя в чувство.

– Помогите, монна целительница! Моя Пэм, моя девочка… – Он всхлипнул, на кончике носа повисла капля, которую он тут же стер рукавом. – Раньше кричала, а теперь только стонет. Да так жалобно! Не молчите, умоляю! Скажите, что сможете помочь!

Я молчала не просто так: думала, как лучше поступить. Можно задействовать сигнальный артефакт – отправить вызов мэтру Ланселоту. Но вернулся ли он домой или все еще беседует с мэром? Счет идет, возможно, на минуты, и я решилась.

– Марта, передай Кирану, что я ушла на срочный вызов к роженице. Карточки пациентов на столе, пусть сам посмотрит. С вызова я сразу домой.

Молодой гоблин приободрился, больше не рыдал, в глазах затеплилась надежда. Я быстро собрала саквояж – хорошо, что укладки для родовспоможения были готовы.

– Ведите!

Мы торопливо двинулись по узким улочкам, залитым вечерним розовым светом – день почти закончился.

Домик молодой семьи находился на задворках городка. Старенькая развалюха, зато с собственным огородом. С ветвей яблони свисали веревочные качели. Уже соорудили для малыша? Надо поскорее помочь ему родиться.

Я переступила порог и словно с разбега нырнула в черный омут – меня окружила кромешная тьма. Окна занавешивала плотная ткань – традиция, на мой взгляд, совершенно дикая для современного общества: мол, маленькие гоблины должны рождаться без единого лучика света, будто бы под землей. До слуха доносились слабые стоны, но роженицу я могла обнаружить разве что на ощупь.

– Мне нужен свет!

Его и так немного, скоро придется воспользоваться магией, чтобы сотворить светильники, но едва я взялась за край шторы, как меня остановил тонкий голос:

– Прошу, прошу… Небесный свет не должен падать на моего малыша…

Я выругалась про себя, но спорить с будущей матерью не стала: ей понадобятся силы. Щелкнула два раза пальцами, сотворив светильники, развесила над постелью. Юная гоблинка лежала поверх одеяла, обхватив непомерно большой живот. Губы искусаны в кровь, в глазах плещется страх. Через мгновение она зажмурилась, лицо исказилось от боли: пришла новая схватка.

– Все хорошо, Пэм, я вам помогу! Когда начались схватки? – спросила я у непутевого папаши, оглядываясь в поисках лавки или стула, куда можно пристроить саквояж, чтобы освободить руки и осмотреть роженицу.

Взгляду открылась убогая обстановка – единственный стол завален грязной посудой. Видно, молодой муж с хозяйством на «вы»: как поел, так все и оставил – жене-то не до уборки.

– Так это… Вчера вечером еще…

Я на миг прикрыла глаза, борясь с раздражением. Муж явно не хотел причинить зла молодой жене, но из-за невежества и случаются обычно самые большие несчастья.

*** 43 ***

– Почему ждали так долго? – все-таки не удержалась я от вопроса. Тут же прикусила язык: какая разница, что мне ответят, назад время не повернуть.

– Так она сказала, что рожать рано еще, что срок не вышел и вот-вот все пройдет! Но не проходило вот…

«Вдруг еще рассосется!» – вспомнила я шутку, которую часто пересказывал старенький профессор, преподающий акушерство. Такими словами муж подбодрил жену, когда ту везли в родовой зал, а она во весь голос кричала, что больше никогда и ни за что не станет рожать.

– Нужна горячая вода, – приказала я.

В углу притулилась покрытая копотью печка: хорошо, будет где согреть воды, а будущий муж отвлечется и перестанет вертеться под ногами.

Саквояж за неимением лучшего я опустила на пол у кровати. Растерла ладони и приступила к сканированию. По сердцу побежал холодок, но я постаралась ничем не выдать растерянности. Сама я роды принимала всего пару раз в городской больнице, куда нас отправляли из университета на практику.

«Двойня, – проговорила я про себя. – Один в тазовом предлежании. Преждевременные роды, слабая родовая деятельность…»

Впору начинать молиться святому Умберту, но, как