Черными кристаллами мы при мнительных пациентах называли обычный уголь. К нам частенько являлись ипохондрики с желудочными коликами, от которых черные кристаллы отлично помогали. Так же, как помогали от несуществующих мигреней и плохого настроения.

– Хорошее средство? – подозрительно спросила гоблинка.

– Лучшее! – заверила я ее.

А вот пожилого, но еще крепкого оборотня доставили в больницу едва ли не силком. Два стража порядка держали его за локти, а он рычал и вырывался.

– Что за произвол! Я отлично себя чувствую, я вам сто раз сказал!

Оборотень так дернул рукой, что опрокинул полицейского. Тот, падая, сбил с ног худенького парнишку. Еще немного – и в тесном пространстве разразится потасовка. Только синяков и ушибов нам и не хватало в этот прекрасный день!

Но мэтр Ланселот мгновенно оказался рядом, помог подняться полицейскому и пациенту, а оборотню пожал руку.

– Рад видеть, господин Орхо. Жаль, что при таких обстоятельствах. Ответьте мне на один вопрос: вы были на свадьбе?

– Ну был, – пробурчал оборотень, сбавив тон. – И что? За это в полицию сажают? Лучше бы не ходил. Но госпожа Рыбски – моя соседка, надо было уважить.

– Я уверен, что с вами все в порядке, господин Орхо, но доверьтесь мне как целителю и задержитесь в больнице до вечера. Кстати, как ваше ухо? Не беспокоит?

– Нет, – хмуро признал оборотень и тяжело опустился на стул, подставленный Бертом. – И сколько мне тут сидеть? Так же с ума сойдешь от тоски!

Мэтр Ланселот протянул Берту несколько медных монет, шепнул:

– Купи газет в лавке за углом.

Растворилась дверь, пропуская Белинду, которая на ходу стаскивала с рук перчатки. Притормозила, увидев незнакомое лицо, а монна Райт, сидящая на корточках перед маленьким мальчиком, поднялась и представилась:

– Карина Райт, выездной инспектор при Медицинском приказе. В данный момент, – она невесело улыбнулась, – добровольная помощница.

Надо отдать должное блистательной столичной аристократке: она не боялась запачкать руки. На ее лице я ни разу не заметила брезгливости, даже когда она вытирала рот старенькому гному, а после провожала в палату, придерживая, чтобы он не упал.

– Вот спасибо, дочка, – бормотал тот, шатаясь, точно былинка на ветру. – Вот спасибо.

Я не могла не уважать ее за это, но почему-то теперь эта новая Карина представлялась мне еще опаснее. Вот и мэтр Ланселот, обсуждая лечение, глядел на бывшую невесту внимательно и спокойно, согласно кивал на каждое ее слово.

И теперь я даже не могла обвинить ее в коварном замысле. Никому не под силу спланировать массовое отравление на свадьбе.

– Грейс, – окликнул меня Киран – он тоже только что вернулся в больницу. – Посвятишь меня в детали?

Он до сих пор был взъерошенным, видно, не успел причесаться, вскочив с постели. Не дали человеку отдохнуть. Однако выбора не было: больница оказалась забита пострадавшими, как бочка сельдью. До сих пор все чувствовали себя сносно, но с ботулизмом шутки плохи. Пока из столицы срочной почтой не пришлют противоботулиническую сыворотку, пока не удастся вырастить новые нервные клетки взамен погибших, чье-то дыхание нужно будет поддерживать с помощью магии.

К вечеру перестала дышать малышка Аделиз, пришлось контролировать магией каждый вдох. Проявились поражения нервной системы и у других оборотней. Уронил голову на грудь несговорчивый господин Орхо: парализованные мышцы перестали держать шею. Он попытался поднять подбородок руками, чтобы не показать вида, но Киран заметил и заставил его лечь.

Люди, гоблины и орки с ужасом наблюдали за происходящим – из-за особенностей метаболизма именно у оборотней действие ботулинического токсина проявляется быстрее. Больше не находилось желающих отпроситься домой. Такими просьбами мэтру Ланселоту досаждали в последние два часа все чаще. Теперь все сидели притихшие, перепуганные. Матери прижимали к себе детей.

Самых тяжелых больных собрали в двух палатах. Бывает, что болезнь протекает в легкой форме, но оборотни все до одного едва дышали, со стороны казалось, будто их ребра вообще не двигаются. Лица посерели, глаза закатились.

– Белинда, Киран – идут в соседнюю палату, – отрывисто приказал мэтр Ланселот. – Мы с монной Райт и монной Амари остаемся в этой.

Так началась самая длинная и страшная ночь в моей жизни, за которой наступило такое же длинное, безнадежное, наполненное отчаянием утро.

Я не знаю, как мы выдержали. Не помню, сколько раз я заставляла раскрываться легкие, сколько раз запускала сердце. Скоро к первым тяжелым больным присоединились другие, те, кто еще недавно дремал в коридоре на стульях.

Я работала, почти не поднимая глаз, но, когда предоставлялась возможность на миг разогнуть спину и оглядеться, я видела бледного мэтра Ланселота и монну Райт, у которой от усталости на веках залегли тени. Пришлось несколько раз прикладываться к флакону с зельем, восстанавливающим магию. Ух, и огребу завтра по полной неприятных побочек, когда действие закончится. Но я ни о чем не жалела. Лишь бы удержать их всех: крошку Аделиз, вихрастого паренька, ворчливого господина Орхо… Только бы не отпустить!

В три пополудни в больницу ворвался полицейский, что караулил на станции дневной поезд из столицы. К груди, как величайшее сокровище, он прижимал деревянный короб, запечатанный магической пломбой главного медицинского управления. Я не поверила своим глазам и расплакалась от нахлынувших чувств.

– Весьма кстати, – сурово произнесла монна Райт и вдруг, пошатнувшись, стала заваливаться набок.

– Карина! – Мэтр Даттон подоспел вовремя, чтобы подхватить ее на руки.

Я застыла, глядя, как мужественный и красивый мэтр Ланселот бережно держит на руках хрупкое тело темноволосой целительницы. Трогательное зрелище… От которого у меня едва не разорвалось сердце.

Я поскорее отвернулась, смаргивая слезы. Ничего, это просто усталость. Он не мой. И моим никогда не будет!

– Вернусь через минуту, – бросил мэтр Ланселот и унес бывшую невесту в свой кабинет.

К счастью, я была слишком занята, чтобы мучить себя видениями того, как он гладит Карину по щеке и просит прощения за все…

В какой-то момент я обнаружила себя сидящей на диване в кабинете начальника. На плечах плед, в руках чашка кофе… Вихрем пронесся последний час, и теперь можно было надеяться, что опасность для всех миновала. В кресле полулежала монна Райт, а мэтр Ланселот расположился на стуле.

Я не смела поднять глаз. Боялась, если замечу, какими взглядами обмениваются эти двое, то просто разрыдаюсь, а потом сбегу. Но они, как ни странно, вели вполне мирные беседы о больнице. Может, не хотели выставлять чувства напоказ?

– Когда ты успел обзавестись недоброжелателями, Ланс? Хотя чему я удивляюсь, ты всегда это умел. Имя Хельмут тебе о чем-то говорит?

– Господин Хельмут? Так