– Продолжим, – мягко сказал Эйнар.

– Хосс, – взмолился Бэрн, – Хосс, нет, ты же не такой… это же ребенок… есть же правила... Кодекс… честь… Хосс, прошу… не-е-ет!

Бэрн взвыл. Хосс за спиной Эйнара едва слышно ругнулся.

Эйнар закусил губу. Эйнар хотел заткнуть уши, хотел выбросить проклятый нож, как ядовитую змею, но вместо этого ткнул – осторожно, но болезненно острием в кадык Бэрна.

– Ты знаешь, как это остановить… Мы чтим Кодекс, мы отпустим ее, как только ты скажешь имя.

Безумный взгляд Бэрна сфокусировался на Эйнаре. Кого он видит?

– Я просто хотел  защитить семью… я не хотел.. не хотел предавать…

– Имя, – рявкнул Эйнар, пугаясь собственного голоса.

Он не желал, совсем-совсем не желал слушать оправдания Бэрна, его печальную историю, нет, нет, тогда он начнет испытывать к нему эмоции, засомневается, испортит все…

Возненавидит себя окончательно.

– Аймар… – обреченно сказал Бэрн.

Эйнар вздрогнул.

Все? Получилось? Так просто? Хватит одного имени?

Он убрал нож, обернулся к Серому Ворону – вместе с магом они стоили в углу, наблюдая. На лице обоих было написано отвращение. Такое оскорбительное для Эйнара отвращение.

Как будто пытки живодеров – лучше! Впечатляющее лицемерие – выдумали себе оправдание, Кодекс какой-то, но такие же беспринципные преступники, жестокие твари, как и прочие… Эйнар только избавил Бэрна от долгих часов страданий, добыл всего за пару минут это проклятое имя.

Серый Ворон шумно вздохнул, сделал знак – и Вол молча свернул все еще отрешенному, ничего не понимающему, перепуганному и страдающему Бэрну шею.

Хруст сломанного позвоночника, прозвучал в мертвой тишине, и спустя секунду комната заполнилась шумом.

Мэри, уже снявшая повязку и просто наблюдавшая, смеялась довольно, но немного напряженно, Хосс ругался – Хоссу явно не понравилось его роль – считал видимо, что обычным мучителем быть куда почетней. Серый Ворон и Джо обсуждали, что делать с этим Аймаром. Вол грузно стаскивал труп со стула.

Эйнар наконец отбросил нож. Зажмурился, достал наощупь из кармана желанный надушенный успокоительным зельем  платок – и плевать, что подумают, ведь иначе его сейчас стошнит. В голове было совсем пусто.

– Пойдем, артист – почти дружелюбно позвал его Серый Ворон. Эйнар с трудом встал, попытался прийти в себя – но перед глазами замелькали цветные пятна.

Слишком много наркотиков на один вечер. Слишком много грязи.

Он не заметил, как Джо переместил его вместе с Серым Вороном в другую комнату – в кабинет. Обычный мирный кабинет дельца – в спокойных темно-зелеными и бежевых тонах, с ореховой мебелью. Изящное место для Серого Ворона, грубого дикаря.

Хотя кто тут сегодня еще больший дикарь?

– Выпей, – мужчина ткнул в руку Эйнара стакан, и он залпом проглотил обжигающую золотистую жидкость. Закашлялся. Слезы выступили на глазах – крепость была больше, чем он ожидал.

Навалившееся осознание того, в чем он сейчас поучаствовал – было сильнее алкоголя.

Эйнар просто не хотел смотреть на пытки. Эйнар просто хотел договорится с Воронами – и показать себя для этого. Эйнар хотел решить интересную задачку – легко, красиво, бескровно.

Только исход все равно один. Хруст свернутой шеи и кровь на руках.

Кажется, теперь пытки пугали его еще сильнее, чем прежде.

– Я надеюсь, – чуть хрипло обратился он к Серому Ворону, снисходительно ожидающему, пока Эйнар придет в себя, – что моя... помощь останется для остальных тайной. Репутация, знаешь ли.

– Конечно, репутация. Причем – наша. Поверь, никто не станет болтать, что я позволил какому-то залетному лорчику влезть в наши дела. Я ж думал ты в обморок хлопнешься, как только к этому куску мяса приблизишься.

Эйнар почувствовал раздражение.

– Меня ужасно бесит твоя гребанная проницательность, – искренне посетовал он и сокрушенно цокнул языком. Нужно срочно приходить в себя, иначе его сейчас поимеют как распоследнюю шлюху…

Эйнар мысленно простонал. Вот, он уже мыслить начал как они! Он хотел домой, на милый, культурный Нортейл со своей элегантной, почти безопасной ложью. Белый платок в руках оказался измазан чужой кровью – как и руки Эйнара. Совсем не похоже на черное и красное в ночь, когда наемника Гайнера напали его, убили его пса. И все же – Эйнар вспомнил. Вспомнил, ради чего он здесь.

Хватит уже ныть – что сделано, то сделано.

Этот внезапный опыт… что ж, полезный эксперимент. Теперь Эйнар точно знал, что он не приемлет. И он взял под контроль свои чувства, сосредоточился. Показал всем своим видом, что выбросил этот театральный эпизод в пыточной из головы.

Увы, Серый Ворон решил изречь кое-какую мудрость.

– Знаешь, мальчик… если уверен, что цель того стоит, то нужно идти и против принципов. Все требует жертв. Но для развлечения, для паказухи – себе что-то доказать или другим, похер… не стоит, как мой дурень Рикки, издеваться над самим собой, пытаясь стать…

– Шел бы ты в медвежью задницу со своими нравоучениями, - перебивая, посоветовал Эйнар. От души посоветовал, и Серый Ворон хохотнул.

– Тебе повезло, что я люблю наглых и везучих, – он хлопнул Эйнара по плечу – мощно и болезненно, наверняка, синяк останется.

Не люби он наглых, Эйнар изначально бы вел себя по-другому. Он вообще до разговора с Рикки страдальчески репетировал в голове униженные, заискивающие просьбы из уст удачливого и не особо умного лорчика. Но пришлось насладиться импровизацией.

Только спорное какое-то наслаждение вышло. Слишком мерзкое.

Зато теперь, наконец, можно было обсудить то, за чем он сюда пришел – и даже больше.

Глава двадцать шестая, в которой Фрино развлекается

Вернулся домой Фрино рано утром.

Уставший, потный, грязный, совершенно голодный и измотанный, он вошел в свою комнату, мечтая только об одном – лечь и проспать как можно дольше. Рабыни, тут же вылезшие из под одеял, быстро расправились с его одеждой и, испуганно воркуя, заставили залезть в наполовину наполненную водой теплую ванную. Пока Фрино старался не уснуть в ней ненароком и не утонуть, как последний дурак, Ино сбегала на кухню и притащила оттуда для него немного закусок. Ирма же поменяла бинты и помогла отмыться.

А Фрино смотрел на них и думал.

А что будет, если отец когда-нибудь скажет ему и их убить? Что он тогда будет делать? Как поступит? Поднимется ли у него рука? Они ведь так заботятся о нем. И пусть он держит их на расстоянии, пусть не пускает в свое сердце