Странно получилось — песня снилась.

Я весь день учила эти слова

И теперь пою их: шалалала!

Дулунга ли менадзи, хафанана!

Ханала куканела, шалалала!

Дулунга ли менадзи, хафанана!

Ханала куканела, шалалала!

Хей, воки ю даюда?

Улунгу хафанана!

Воки ю ди воки ю даюда

Ула ула науена!

— Нет, вы только поглядите, что она делает! — взвизгнула БоРам, глядя на танцующую ЮнМи. — Как она это у неё получается? Я так не смогу.

А Юна во время энергичного проигрыша вытворяла такое, что у девчонок буквально глаза на лоб полезли. Такого они точно ещё не видели. Казалось, что ноги у ЮнМи прикручены к телу на каких-то шарнирах с десятью степенями свободы. (На самом деле ЮнМи просто попыталась почти успешно повторить эпические танцевальные па Африка Симона).

— Это, по-моему, в самом деле что-то африканское, — сказала ИнЧжон. — Мамочки мои, да у неё сейчас ноги отвалятся!

Кое-кто из танцующих попытался повторить эффектные движения, но, потерпев неудачу, просто упал под общий смех. Песня, между тем, продолжалась с прежним задором:

Уенна наумджина, хафанана!

Ханала куканела, шалалала!

Уенна наумджина, хафанана!

Ханала куканела, шалалала!

Хей, воки ю даюда?..

В итоге пришлось петь подряд несколько раз. Народ оттягивался по полной и требовал ещё. Без промаха сработал открытый Юркиным закон: если старую — относительно — песню никто, кроме тебя ещё не слышал, то эта песня для всех звучит, как новая. Вот и "Хафанана", конечно, в более современной аранжировке буквально ударила по мозгам и ногам. Короновки, кстати, тоже не удержались, после второго раза всей толпой выскочили на сцену и, что называется, дали жару. Придуманные на ходу движения танца подхватил народ…

Под конец, это был уже пятый или шестой раз, ЮнМи просто крикнула в микрофон: "А теперь сами! Я — всё!" и, уставшая, но довольная покинула сцену. А минусовку под нестройный хор танцующих крутили ещё чуть ли не с полчаса. С текстом Серёга в итоге решил не заморачиваться — всё равно ничего лучше экзотической африканской абракадабры на эту мелодию не ложилось. И, как оказалось, не прогадал. Народ в экстазе повторял на разные лады весёлую бессмыслицу и был вполне счастлив.

— Классно получилось! — заключили все по дороге домой, буквально вповалку валяясь на сиденьях максивэна. — Давно мы так не оттягивались! Как говорит младшенькая — тотальный расколбас. И что удивительно — никто не выпил лишнего.

— Да, — полузадушенно просипела ЮнМи откуда-то из-под груды девичьих тел. — Хорошо отдохнули, только устали очень.

Вслед за девчонками засмеялись и водитель с охранником.

— ЮнМи, а ты что, ещё и африканский язык знаешь? — спросила БоРам.

— БоРам, нет одного африканского языка, их там несколько тысяч, по-моему.

— А на каком же языке ты тогда пела?

— А бес его знает, — сказала ЮнМи. — На тарабарском, наверное.

— О-о! И в какой стране на нём разговаривают?

— В стране дураков, — честно призналась ЮнМи.

От грянувшего хохота замигало даже освещение в салоне. А максивэн опасно вильнул, испугав едущих по встречке.

— ЮнМи-сии! — взмолился водитель, безуспешно пытаясь сдержать рвущийся наружу смех. — Помолчите, пожалуйста, хотя бы до общежития! Иначе мы точно куда-нибудь врежемся.

* * *

Исправительное учреждение "Анян". Утро

"В общем, мне в тюрьме приснилось, что мне на воле приснилось, что мне в тюрьме приснилась, точнее, вспомнилась песня. С ума можно сойти от таких сюжетных поворотов, — так думал Юркин, проснувшись в теле ЮнМи за несколько минут до подъёма. — А песня, надо сказать, хорошо выстрелила, что меня ничуть не удивляет. Я её там, во сне, записал и здесь тоже постараюсь не забыть. Слова-то простые до безобразия. Та Юна даже кусочек рэпа умудрилась вставить в том месте, где Африк Симон что-то там хрипел и рычал.

Всё, иду к НаБом выпрашивать блокнот. А то скоро от незаписанных песен голова просто распухнет. Любопытно было бы понять, почему так получается, что я не могу просто вспоминать слышанные ранее