– Я не хочу говорить тебе слова прощания, – шепчу, смотря в любимые глаза.

– Тогда до скорой встречи. Я тебя люблю.

Марк беззастенчиво меня обнимает на глазах молоденького конвоира. Хватает у времени лишнюю секунду, безуспешно пытаясь продлить нашу встречу.

– Пока…

Срываюсь с места и ухожу, стремясь прекратить муку прощания. Плевать, что волосы растрепались, а губы припухли… И на чужие любопытные взгляды плевать. Меня провожают к выходу, ставят отметку в пропуске и распахивают скрипучую железную дверь. Я в реальности… В своем мире, оторванном от тюрьмы. Но частичка сердца навсегда осталась там, с Марком. Плотнее кутаюсь в длинный шарф и пускаю пешком в сторону парка – я слишком взбудоражена свиданием и слишком счастлива, чтобы сидеть на месте. Ме хочется ходить, бегать, кричать, что-то делать! Весь мир обнять. И каждому прохожему пообещать, что все у него будет хорошо.

В кармане гудит телефон. Нехотя отпускаю мечтательные мысли и отвечаю незнакомому абоненту.

– Софья Васильевна, это следователь. Я был у вас в кабинете, помните? Звоню со стационарного.

– Да, что-то случилось?

– Борисенко пришел сегодня в себя. Я настоятельное прошу сохранить эту информацию в тайне. Он просит вас, Софья… Говорит, что хочет рассказать важные сведения.

Глава 49

Софья.

– Мне прямо сейчас приехать? Вы так и не сказали, где Борис находится? – шепчу, прикрывая динамик ладонью. Кажется, все обращается в слух, чтобы выведать тайну: над головой сгущаются тучи, голые корявые пальцы деревьев шелестят от порывистого ветра, ворота скрипят, а собаки лают. По спине проносится неприятный холодок, когда я вижу «вторую линию» – Арзамасов собственной персоной. – Господи…

– Что случилось, Софья Васильевна? – взволнованно спрашивает следователь.

– Мне пытается дозвониться Арзамасов. Можно я приеду со своим… частным детективом? Он активно помогает расследовать дело концерна.

– Конечно, мы только за. Записывайте адрес.

Очень, очень опасно… Не понимаю, как они умудрились разместить Борисенко в обычной городской больнице. Да, железнодорожная и на окраине, но все же…

– Мирон Альбертович, вы мне срочно нужны! – почти выкрикиваю в динамик, удерживая телефон дрожащими на ветру пальцами. – Борисенко пришел в себя, хочет сообщить что-то важное, просит меня приехать. А мне звонит Арзамасов… Я боюсь…

– Осмотритесь, Софья Васильевна, за вами никто не следит? – мягко просит он.

– Не знаю… Я только вышла из СИЗО. Вряд ли кто-то решиться ходить возле камер видеонаблюдения. Их здесь в избытке.

– Это точно. Ответьте ему, чтобы не вызывать лишних вопросов и подозрений. Я заеду за вами через двадцать минут. Вы можете куда-то спрятаться? Уйти в людное место.

Оглядываюсь по сторонам, пытаясь разглядеть среди серых невзрачных домов кафе или учреждение. Мирон терпеливо ожидает ответа, понимая мое затруднительное положение – в этом районе города я бываю нечасто.

– Вижу «Пончиковую» на углу. Только не помню, какая это улица, вроде Заводская.

– Я понял, где это. Идите туда, Софья. Не стойте на улице.

Не думала, что мне предстоит в столь… хм… немолодом возрасте играть в сыщиков. А еще я представляю, что обо мне подумает Мирон. Припухшие губы, взлохмаченные волосы, румяные щеки. На шее следы поцелуев Марка… Пока Мирон едет, заказываю американо и пончик, а в туалете привожу себя в порядок. Расчесываюсь и повязываю на шею шарф. Так-то лучше. И Арзамасову перезвонить не забываю. Набираю в легкие побольше воздуха и… почти не дышу, ожидая его ответа:

– Да, Толечка, привет. Как твои дела?

– А что ты сейчас делаешь, Сонь? – без прелюдий начинает он.

– Так я дома, с Ванечкой. Весь день моталась со справками для усыновления. А что случилось? Что-то в отделении?

– Да нет, – тушуется Арзамасов. – Хотел пригласить тебя куда-нибудь. Твоего продажного уголовника не скоро выпустят, вот я и подумал…

– Толь, а при чём здесь Марк? Зачем мы вообще об этом говорим? – спрашиваю, завидев в окне машину Мирона. Слава богу, приехал. Значит, потенциальная опасность мне не угрожает. – Толь, мне неприятны эти разговоры, ясно?

– Ладно, Сонька. Значит, я могу приехать в гости? Ты где сейчас? – не унимается он.

– Нет, к сожалению. Дел очень много, да и подруга придет, не даст поболтать. А я у папы Паши.

– Ладно, бывай.

Кажется, за время разговора с меня сходит семь потов. Обессиленная враньем, я выхожу на улицу, под хмурое осеннее небо и сажусь на переднее сиденье машины Мирона.

– Надо что-то делать с Арзамасовым, – произношу вместо приветствия.

– Он может поехать к вашим свекрам, считаю, нужно срочно сообщить следователю о возможной опасности. Не дай бог, Арзамасов возьмет ваших близких в заложники. Или навредит маленькому…

– Господи, что теперь делать? – закрываю рот ладонью, сдерживая возглас.

– Сейчас попрошу своих парней стажеров последить за вашим домом и квартирой. Следователи не станут без улик предпринимать какие-то действия, – размеренно отвечает Мирон. Делает все, чтобы я зря себя не накручивала. Даже говорит успокаивающе.

Мирон по телефону коротко приказывает стажерам выполнить задание и выруливает на Железнодорожное шоссе, ведущее к больнице.

На входе дежурит конвоир из сотрудников следственного комитета. У нас проверяют паспорта и провожают в палату Бори. Словами не передать, какое волнение я испытываю… Сегодня я была чудовищно, непозволительно счастлива. А сейчас боюсь услышать правду, столкнуться с ней, как с лавиной. Боюсь ощутить на себе ее разрушительную тяжесть…

– Спасибо, что приехали, – устало протягивает следователь, звонивший мне. – Готовы?

– Д-да, простите, как вас… – моментально сникаю.

– Михаил Алексеевич, – понимающе кивает он. – Идемте.

Я видела много больных после травм и переломов, побоев и автомобильных аварий, но при виде Бори невольно вздрагиваю. Я не знаю, что с ним делали, наверное, убивали… Потому что живого места на нем нет. Он хрипло стонет, завидев меня и ерзает на койке, стремясь принять удобное положение.

– Со…нечка, – произносит чуть слышно. – Прости… Я…

– Борь, ты успокойся, слышишь? – всхлипываю, ошарашенная зрелищем чуть живого коллеги.

– Это Толя… Он подсыпал Павлу психотропный препарат в бокал на том вечере.

– Вы уверены? – включается в беседу Михаил Алексеевич.

– Он сначала не понял, что я видел все, а потом…

– Почему ты не сказал сразу? – взмаливаюсь я. – Он ухаживал за мной, даже замуж предлагал, он…

– А ты не делилась подробностями гибели мужа, Сонь. Промолчала о том, что в крови Павла нашли большую дозу препаратов. А когда я прямо спросил Арзамасова о том инциденте, он сказал, что сыпал в свой бокал. И не снотворное, а порошок от простуды. Отшутился, отбрехался… Кхе-кхе…

– Борь, тебе плохо? Дыши глубже, давай… – вскакиваю с места и наливаю Борису