Поцеловав братишку в щечку и подоткнув одеяло, я выхожу из его комнаты и бесшумно закрываю дверь. Еще раз про себя поражаюсь умению Рустама обращаться с детьми. Ему ведь и говорить не пришлось "донеси, пожалуйста, Сашу до квартиры, чтобы не будить", он сам все сделал. Не понимаю, почему я замечаю эти мелочи, потому что мысленно примеряю на него образ отца? Удивительно, что почему-то меня больше не ранит тот факт, что он и мне был как отец, хотя раньше от этого передергивало, но сейчас я словно отдаляюсь от этого факта. Отчасти сознательно, отчасти интуитивно.

- Тебе идет быть отцом, - осторожно замечаю, когда мы спускаемся на лифте вниз. Думаю, это должно ему польстить, ведь это комплимент, но он отчего-то хмурится, желваки начинают ходить на скулах, поэтому я поспешно добавляю:

- Я имею в виду, что с Сашкой ты так здорово смотришься. Я вовсе не пыталась напомнить, что ты мой отчим, то есть был моим отчимом... В общем, я не об этом. Мне лишь показалось, что ты умеешь обращаться с детьми, вот и все. И я не планировала просить тебя о ребенке. Я согласна, что рано, да и в принципе я не думала об этом... вот...

- Я понял, Ян, - выдыхает мужчина как-то с горечью. - Рад, что ты считаешь меня хорошим отцом.

Ответ слишком сухой, так что я решаю не развивать эту тему.

Мы выходим на улицу и направляемся к машине. Вроде ничего такого я ему не сказала, но у меня создается впечатление, что я что-то испортила, что-то важное упустила из виду. Его так сложно понять. Рустам хоть и заботливый, все же слишком закрытый. Мне всегда было трудно с ним говорить. Учитывая то, что я сама не особо общительная, мы как два закупоренных сосуда, прячущих друг от друга свое содержимое.

Неожиданно в груди рождается страх, что сейчас он не останется со мной. Отвезет домой, молча уедет снова по делам, оставит одну, ведь он и так провел весь день с нами. Его безумие не коснется меня, не выплеснется на волю, и мне останется просто это принять. Может я идиотка, но мои собственные права в наших с ним отношениях мне по-прежнему не ясны. Мы ведь толком не говорили об этом. Наверное, пора это сделать.

- Стой, - хватаю его за руку и тяну на себя, когда мы равняемся с машиной. Рустам поворачивается ко мне и окидывает непонимающим взглядом. Еще бы я себя понимала...

- Хочу... кое-что попробовать...

Я машинально оглядываюсь, смотрю, много ли людей вокруг, но так как сейчас поздний вечер, а мы находимся в довольно тихом и отдаленном от нашего прежнего дома районе, если рядом и есть прохожие, то они вряд ли знают меня или Рустама, поэтому спустя несколько секунд я поднимаю глаза на мужчину, встаю на цыпочки и тянусь к его губам. Он не помогает. То есть не наклоняется и не тянется в ответ. Просто стоит и смотрит, лишь слегка потемневшие глаза и складка между бровями говорят о его напряжении. Мне хочется залезть к нему в голову и прочитать мысли. Что он сейчас думает обо мне? Он хочет, чтобы я его сама поцеловала? Он понимает, что для меня это большой шаг - вот так на улице тянуться к его губам, хоть рядом почти никого нет, но все же это непросто?

Чтобы удержать равновесие, я сначала цепляюсь за его плечи, затем скольжу ладонями к шее, обхватываю лицо, пальцами провожу по щетине на щеках. Прохладный вечерний воздух касается моих обнаженных бедер, которые спасает только тоненькая ткань юбки. В противовес ему густой жар расползается в промежности, напоминая, на что способно мое тело, когда над ним властвует Рустам.

Я касаюсь его губ неспешно, медленно прижимаюсь, всасываю нижнюю и не прекращаю наблюдать за реакцией мужчины на мой поцелуй. Он по-прежнему не реагирует. Меня начинает это нервировать. Всего пару дней назад он сходил с ума от одной моей близости, а теперь я целую его, а он остается таким собранным и спокойным, почти равнодушным, хотя на мне нет лифчика, и я впервые проявляю к нему чувства на публике, какой бы крохотной она в данный момент ни была.

Пока смелость окончательно не покинула меня, углубляю поцелуй, сильнее вдавливаю пальцы в щеки и проникаю языком в рот мужчины. Рустам позволяет себя целовать. Не отвечает, а лишь не сопротивляется. Как и утром мне не хватает его безумия, его страсти и несдержанности, но как их вызвать, я не знаю. Из дома утром я почти без белья вышла, и тем не менее, он не отреагировал, как я хотела. И вот сейчас реакция совсем не та, что я жду.

Моя грудь почти вжимается в его грудь. Соски ноют от накатывающего возбуждения, бедра горят, а сердце грохочет, будто мне дозу адреналина вкололи. Рустам все еще не двигается, лишь его руки ложатся на мою талию и слегка сжимают. Я не сдаюсь, продолжая проталиквать язык ему в рот, в какой-то момент наконец ощущаю сдавливание на бедрах и резкий рывок на себя. Выдыхаю со стоном. Наслаждание, концентрирующееся внизу живота, усиливается. Ступни взлетают над землей - это Рустам меня поднимает, практически опрокидывает на себя и глухо рычит мне рот.

Я погружаюсь пальцами в его волосы, слегка царапаю, второй рукой вожу по его плечам, наслаждаясь тем, какие они твердые.

- Ты ведь сейчас никуда не уедешь? - выдыхаю, когда удается отлепиться от его губ. Он, наверное, и не понимает, насколько важно мне получить ответ на это вопрос.

- А ты хочешь, чтобы я уехал?

Качаю головой и вновь сжимаю пальцы на его щеках, провожу большим по нижней губе и еще раз целую.

- Значит, не уеду.

Мне нравится, как хрипло звучит его голос. Я размышляю несколько секунд, уместно ли будет сделать то, что мне хочется, и приняв решение, что вполне, я беру его ладонь и кладу себе на ягодицы. Поблизости никого нет, свет фонарей на нас не падает, так что ничего страшного. Знаю, что ткань юбки довольно тонкая, поэтому он с легкосостью сможет обнаружить, что трусиков на мне нет. Задерживаю дыхание в предвкушении его срыва, но его не следует. Рустам просто гладит мои бедры, внимательно вглядывается мне в глаза