Шрифт:
Закладка:
Настроение снова начало неудержимо портиться, и Варя велела себе выкинуть из головы неуместные сейчас мысли. Сегодня ее пригласили в гости к Ирине и ее семье. На обед пригласили, между прочим. Если она не хочет опоздать, то с учетом расстояния надо уже начинать собираться.
В семье Клюквиных ей неожиданно понравилось. Это у ее подружки Ирки теперь была фамилия по второму мужу – Клюквина. И дочек он ее удочерил и называл ласково «клюковки», и младший сыночек, двухлетний Ванечка, был чудо как хорош. И разговоры за столом велись умные и какие-то добрые. Варя, оказывается, ужасно соскучилась по таким разговорам, когда обсуждаются новые книжки и театральные премьеры, а не сплошной тик-ток.
И про свою горькую судьбу Варя им рассказала, потому что Ира и ее муж Петр задавали вопросы, и Варя видела, что спрашивают они не из праздного любопытства, а потому, что им действительно интересно. Такого искреннего внимания к людям, к человеческой душе она в Америке не встречала. Если только у Светки, так та в последние годы была далеко.
– В сентябре Светланка приедет, надо будет на троих встретиться, как в юности, – вдруг вторглась в Варины размышления Ирина.
– Светка? Приедет? В Москву?
– Ну да, а что тут странного? – в свою очередь удивилась Ира. – Она раз в два года прилетает, маму проведывает. У нее же мама в Архангельске осталась. Вот она и не забывает родных. И у меня останавливается на пару дней. Либо по дороге туда, либо на обратном пути.
Ну надо же, а Варя даже и не знала, что Светка регулярно летает в Россию. Сама-то она за двадцать лет про мать пару раз в год вспоминала, да и то только в письмах да телефонных разговорах. И чего ж теперь обижаться, что мать к ней в Москву приехать не хочет? Как же так вышло, что она в своей жизни потеряла всех, кого любила и кто ее любил? Маму, мужа, подруг…
– Ира, мне посоветоваться надо, – выпалила вдруг Варвара, хотя до этого момента вовсе не собиралась рассказывать о том сомнительном и довольно постыдном деле, которое привело ее в Москву. – Стыдно, конечно, про такое рассказывать, но мне не с кем больше.
– Конечно, – с готовностью отозвалась Ирка. – Доедай и на кухню пойдем, там поговорим, а потом уже все вместе будем чай пить.
На кухне Ирина притворила дверь, опасливо покосилась, не идут ли дети, и закурила.
– Петя меня не ругает, но и не приветствует, что я курю, а уж от детей вообще прячусь. Если они учуют, скажем, что это ты курила. Хорошо?
Варя вдруг вспомнила, как на втором курсе, когда она уже съехала к мужу в съемную квартиру и пришла в общежитие в гости к девчонкам, комендантша застукала Ирку за курением на лестнице. Тогда это считалось страшным грехом, за которым следовали не менее ужасные кары. Из института исключить, конечно, не могли и из общежития выгнать тоже, но жизнь усложнялась капитально.
Пришлось сказать, что курила Варя, и она неумело прятала всунутый ей в руки бычок за спину и выслушивала вопли комендантши, которая сделать-то ничего не могла. Не жила здесь Варя больше. Комендантша, конечно, грозилась после этого Варю в общежитие не пускать, но потом как-то все рассосалось. И вот, больше двадцати лет прошло, а ничего, оказывается, не изменилось.
Ирка посмотрела на ее лицо и прыснула, видимо, тоже вспомнив ту давнюю историю.
– Рассказывай давай.
Пока Варя говорила, она внимательно слушала, периодически сильно и глубоко затягиваясь своей сигаретой. Потом потушила окурок, хорошенько промочила его под струей воды, выбросила в ведро, помахала рукой, выгоняя дым в раскрытое окно.
– Ир, что ты молчишь? Скажи что-нибудь.
– А что мне тебе сказать? – удивилась Ирка. – Я и двадцать лет назад не поняла, почему ты от своего Миронова в Америку убежала. Он же был весь из себя положительный и к тебе очень хорошо относился.
– Вот. – Варя вдруг горько рассмеялась. – Ир, а ты знаешь, ты же первый человек, который, сам того не желая, сформулировал суть проблемы. Виталий с самого начала очень хорошо ко мне относился. И это все, понимаешь? Он меня никогда не любил. По-настоящему не любил, как сейчас любит эту свою Лену. Он шел к своей цели, и ему просто было удобно, что жена рядом. Домой возвращаешься с дежурства, а там белье постирано, еда приготовлена, женщина под боком. А мне эмоций хотелось, я же актрисой себя считала, мне нужны были страсти, ревность, огонь… Вот я и уехала. От ровного стерилизованного хорошего отношения.
– Ну, хорошо. Ты приняла решение и уехала. Потому что у тебя тоже была мечта, и не твоя вина, что с его мечтой она никак не коннектилась. И что теперь? Прошло двадцать лет. Он свою мечту исполнил, да еще и настоящую любовь, как ты говоришь, нашел. А ты?
– Что я?
– У тебя мечта сбылась?
– У меня? – Варя горько рассмеялась. – Нет. Ничего у меня не сбылось. Ни мечта, ни я сама. Актрисой я так и не стала. Все, что у меня было, потеряла, детей не родила.
– И что? Ты теперь в отместку готова разрушить все то, что твой муж построил? Лишить его мечты, любви, надежды? А за что? За то, что ты не сумела сбить сметану из выданных тебе матушкой-природой сливок?
– Конечно, тебе легко рассуждать, – вздохнула Варя. – У тебя вон все есть.
Ирина прищурилась.
– Варь, если бы ты не уехала тогда и мы бы с тобой продолжали все это время дружить, то вся моя жизнь проходила бы на твоих глазах, а значит, ты бы знала, как первый муж меня смертным боем бил за любую провинность. Как я на две ставки в школе пахала, чтобы девчонкам не только еду купить, но еще и ботинки на зиму. Как муж у меня работать не хотел, зато пить-есть, да еще с дружками, – пожалуйста. Как я его выгнала, на развод подала и одна осталась в чужом городе без копейки, без квартиры. Как я полы по ночам мыла, чтобы хоть как-то съемную комнату
